обрубок.
И только потом, когда кора начала облезать с ближних деревьев, я понял. И я стоял и смотрел, как из под коры пробивается металлическая плоть. Парк стальных деревьев. Коричневые силуэты ржавых конструкций некоторое время стояли голыми, но вот на ветках набухли блестящие капельки ртути. Солнце всё ещё не могло пробиться сквозь горизонт и все капельки, как одна, отражали его кровавый свет. Это было очень страшно и очень красиво - ржавый лес, светящийся мириадами кровавых капель. А деревья всё росли, ветви переплетались так, словно стремились слиться в некую единую структуру.
Тут капли лопнули. Лопнули и разродились крохотными лезвиями, которые росли и росли, пока не стали размером с ладонь. И в каждом лезвии отражался красный диск заходящего солнца. Прошло некоторое время - листья-лезвия побурели, покрылись бурыми разводами ржавчины, свернулись и начали опадать на землю.
Это было похоже на звон миллионов крохотных колокольчиков. Осень ржавых лезвий продолжалась несколько десятков ударов сердца. Потом всё прекратилось, а опавшая сталь стала прахом. И опять набухли капли ртути.
Я пошёл дальше - миновал мост и отправился по тропинке вдоль оврага, стараясь держаться подальше от металлических деревьев с их листьями бритвенной заточки.
В реке машинного масла стоял ржавый ящер. Когда-то он был небольшим мостиком, по которому на другой берег шли коаксиальные кабели. Они и теперь остались, сплетшись с арматурой мостка, как жилы оплетают скелет. Но теперь передо мной был ящер. Я знал это. Я просто знал это. Ящер выгибал длинную шею, изредка опуская непонятную кабинку на конце её в масло. Хвост - пучок металлических прутьев хлестал по бокам ржавого зверя. Иногда он задирал морду к небу и издавал трубный звук, подобный паровому гудку.
Я продолжил свой путь и вскоре вышел к одноэтажному бетонному строению. До того, как всё началось здесь был виварий - я до сих пор помню, как заключённые внутри собаки с лаем бросались на решётки. Теперь внутри бесновались сплетения железных конструкций, печатных плат и разноцветных проводов. Все они пытались пробиться наружу, как некогда пытались сделать это животные.
И все они лаяли. Это был странный лай - не знаю, почему, но лай был ржав. Так искажают голос вокодеры. В этом лае не было ненависти - только безнадёга, промозглая, рвущая душу стальными когтями.
Поле зрения сузилось - периферия помутнела и стала часто пульсировать. Я потерял все ориентиры.
Так и повелось. Они объединялись в государства и воевали за ресурсы. У них были вожди и знать - украшенные серебром, золотом и драгоценными камнями. Те-Что-Называли-Себя-Людьми не знали о своей участи, хотя вся сущность их бытия заключалась в том, чтобы поддерживать Тех-Что-Казались. Они были некоторым связующим звеном, благодаря которому Те-Что-Казались прошли долгий путь от первобытных Тех-Кто-Казался-Топорами до совершенных Тех-Что-Казались-Ядерными-Боеголовками, от тупых Тех-Кто-Казался-Абак до Тех-Что-Казались-Компьютерами. Эволюция видов. Это была просто эволюция. А Те-Что-Называли-Себя-Людьми прекратили свою эволюцию, считая себя венцом творения, будучи неспособными увидеть суть духа за иллюзией материи.
Слишком плохое путешествие. Брачный танец фонарей над извивающимся асфальтом. Ржавчина, ожившая и пожирающая всё на своём пути. И я знал, что она не может не быть живой. Я подобрал с земли книгу и раскрыл её. Рефлекс заставил меня отбросить её в сторону - на мои руки выползли тысячи крохотных жучков, и только потом я понял, что это - буквы. Буквы расползлись, некоторые улетели. Парочка впилась в мою кожу и начала пить кровь. Я убил их и они стали серым пеплом.
Те-Что-Называли-Себя-Людьми прекратили эволюционировать потому, что Тем-Что-Казались это не было нужно. Им были нужны Те-Что-Называли-Себя-Людьми именно такими, какими они были - с развитым мозгом, тонкими руками, способными совершать точнейшие операции и с древними рефлексами, которые соединяли их с Теми-Что-Казались неощутимой связью. Впрочем, Те-Что-Казались, никогда не воспринимали Тех-Что-Называли-Себя-Людьми как рабов или неких более примитивных существ, как Те-Что-Называли-Себя-Людьми не испытывали аналогичных чувств по отношению к своим орудиям. Но рано или поздно...
Ветер в глаза. Ветер страшной силы. Он выдувает краски из моего взгляда. Каким-то десятым чувством я понимаю, что ветер пришёл за мной. Здесь всё уже не так - по извивающимся улицам идут странные железные создания. Они больше всего похожи на скелеты, но они куда более живы чем я. Скелеты зданий пульсируют, лишившись многотонной своей бетонной брони. Они тоже живы. Всё живо. Всё, что мы считали мёртвым.
Небо, кроваво красное, живое небо искрится и переливается миллиардами оттенков, которым нет названия. Запах озона. Птицы, более всего похожие на целлофановые пакеты, кружатся надо мной.
Ветер становится всё сильней, вот уже превращаются в прах кончики моих пальцев.
Руки... Я весь становлюсь прахом... Серым безликим пеплом...
Последняя мысль рвёт остатки мозга:
"Рано или поздно это должно было произойти. Теперь мы им не нужны"
Максим Кич 8-10 Августа 2002. Витебск
Распространяется на основании Creative Commons Attribution-NonCommercial-NoDerivs 3.0 Unported License.
