счастливому нраву, – и трудно было ему не позавидовать. Джентльмен был в сапогах со шпорами, словно только недавно проделал длинный путь верхом, и в белой шляпе, которая, казалось, была ему великовата; заложив за спину крупные красивые руки, в одной из них он держал запачканные лайковые перчатки.
Его собеседник, шагавший рядом по траве, был совершенно другого склада. Он мог вызвать у вас немалый интерес, но вряд ли вы захотели бы, не раздумывая, оказаться на его месте, как захотели бы оказаться на месте первого джентльмена. Высокий, худощавый, расслабленный, с лицом некрасивым и болезненным, но живым и очаровательным, с клочковатыми усами и бакенбардами, которые совсем не украшали его, он производил впечатление человека умного и нездорового – такое сочетание никак не назовешь удачным. Он держал руки в карманах бархатной коричневой куртки, и было очевидно, что это его закоренелая привычка. Походка у него была шаркающая и развинченная, словно он не очень уверенно держался на ногах. Как я уже говорил, каждый раз, проходя мимо старика в кресле, он останавливал на нем свой взгляд, и если бы вы в этот момент увидели их лица, то сразу поняли бы, что перед вами отец и сын.
Наконец пожилой джентльмен заметил взгляд сына и ответил ему слабой улыбкой.
– У меня все отлично, – сказал он.
– Ты допил свой чай? – спросил сын.
– Да, с большим удовольствием.
– Налить тебе еще?
Подумав, старик благодушно ответил:
– Может быть, потом.
По его манере говорить можно было безошибочно определить американца.
– Ты не замерз? – осведомился сын.
Отец медленно растирал ноги.
– Право, не знаю. Пока я этого не чувствую.
– Ну, может, найдется кто-то, кто будет чувствовать за тебя, – рассмеялся молодой человек.
– О, надеюсь, всегда найдется кто-нибудь, кто проявит со-чувствие! Вот вы, лорд Уорбартон, – вы готовы со-чувствовать?
– О да, всей душой, – живо отозвался джентльмен, которого назвали лордом Уорбартоном. – Готов полностью разделить ваши чувства. Ведь вы, позвольте заметить, выглядите удивительно умиротворенным.
– Да, я почти всем доволен. – Старик посмотрел на зеленую шаль, лежащую на коленях, и расправил ее. – В самом деле, я живу спокойно уже так много лет и так привык к этому, что перестал замечать.
– Да, спокойствие способно наскучить, – заметил лорд Уорбартон. – Мы осознаем, как оно прекрасно, только когда его лишаемся.
– Сдается мне, мы довольно привередливы, – вздохнул его приятель.
– О да, мы, несомненно, привередливы, – согласился лорд Уорбартон.
Все трое на некоторое время погрузились в молчание. Молодые люди смотрели на старика, который в конце концов попросил еще чаю.
– По-моему, вам очень мешает эта шаль, – сказал лорд Уорбартон, пока его приятель снова наполнял чашку.
– Нет, нет, она необходима отцу! – воскликнул тот. – Не надо подавать ему такие идеи.
– Это шаль моей жены, – просто сказал старик.
– О, раз здесь уже речь идет о чувствах… – И лорд Уорбартон сделал извиняющийся жест.
– Когда жена приедет, я отдам ей ее шаль. – продолжал пожилой джентльмен.
– Пожалуйста, не делай ничего подобного. Ты должен укрывать ею свои бедные старые ноги.
– Нечего бранить мои ноги, – возразил старик. – Они ничем не хуже твоих.
– О, что касается моих, можешь бранить их так, как тебе заблагорассудится, – с улыбкой произнес сын, протягивая отцу чашку.
– Мы с тобой оба больные, и я не думаю, что между нами большая разница.
– Очень признателен тебе за то, что ты называешь меня больным. Как чай?
– Ну… он довольно горячий.
– Я надеюсь, ты считаешь это достоинством?
– Да, огромным, – миролюбиво пробормотал в ответ пожилой джентльмен. – Мой сын – прекрасная нянька, лорд Уорбартон.
– Только мне думается, немного неумелая, не правда ли? – отозвался его светлость.
– О, нет, он очень ловок, если учесть его нездоровье. Как болезненный брат милосердия он очень хорош. Я называю его «брат-во-болезни», ведь он сам тоже болен.
– О, отец, довольно! – воскликнул молодой человек.
– Ну, ну… Хотел бы я видеть тебя здоровым, но, верно, тут уж ничего не поделаешь.
– Свежая мысль, – пробормотал молодой человек.
– Вы когда-нибудь ощущали болезненное состояние, лорд Уорбартон? – спросил пожилой джентльмен.
Мгновение помолчав, лорд произнес:
– Да, сэр, однажды. В Персидском заливе.
– Он разыгрывает тебя, папа, – произнес молодой человек. – Это нечто вроде шутки.
– Да, каждый нынче шутит по-своему, – добродушно отозвался его отец. – В любом случае вы не похожи на человека, который когда-нибудь по-настоящему был болен, лорд Уорбартон.
– Он испытывает боль от жизни, он как раз только что говорил мне об этом. В этом смысле он постоянно адски болен, – сказал сын.
– Неужели это правда, сэр? – серьезно спросил старик.
– Если это и так, то ваш сын не способен меня утешить. Этот несчастный – законченный циник и, кажется, ни во что не верит.
– Это снова шутка, – уточнил обвиняемый в цинизме.
– Он потому циник, что у него плохое здоровье, – пояснил его отец лорду. – Знаете, оно изнуряет, и все начинаешь видеть в мрачном свете; а он к тому же уверил себя, будто у него никогда не было ни единого шанса. Но все это, знаете ли, только его теории. Я не вижу, чтобы нездоровье как-то влияло на состояние его духа. Я не припомню, чтобы он когда-нибудь унывал. Он часто и мне поднимает настроение – как и сейчас, например.
После такого лестного отзыва о себе молодой человек взглянул на лорда Уорбартона и рассмеялся.
– Это пылкий панегирик или обвинение в легкомыслии? Тебе хотелось бы, чтобы я претворял свои теории в жизнь, папа?
– Ей-богу, мы бы увидели нечто любопытное! – воскликнул лорд.
– Надеюсь, ты еще не окончательно усвоил этот вечно насмешливый тон, – проговорил пожилой джентльмен.
– Тон Уорбартона еще хуже моего. Он предпочитает выглядеть скучающим, а мне нисколько не скучно. Я нахожу жизнь слишком интересной.
– А, слишком интересной! Ты же знаешь, в твоей жизни ничего не должно быть слишком.
– Вот у вас мне никогда не бывает скучно, – произнес лорд Уорбартон. – Мы ведем такие необыкновенные бе седы.
– Это тоже шутка? – спросил пожилой джентльмен. – Вам вообще непростительно скучать. В вашем возрасте я ни о чем подобном и не помышлял.
– Должно быть, вы поздно повзрослели.
– Нет, я повзрослел очень рано, в том-то и дело. В двадцать лет я был уже вполне зрелым человеком, работал изо всех сил. Если бы вам было чем заняться, стало бы не до скуки. Но все вы, молодые люди, слишком ленивы. Вы чересчур много думаете об удовольствиях, слишком избалованны и праздны, слишком богаты.
– Вот так так! Вряд ли вам пристало осуждать людей за то, что они слишком богаты! – воскликнул лорд.
– Это потому, что я – банкир? – спросил старик.
– Если хотите, потому. Потому,
