прочь.
* * *
За пять лет до случившегося
– Прося, за водицей сбегай! – крикнула мать из кухни, – хлеб надо печь, а воды в кадке совсем нет!
– Бегу! – живо откликнулась Прасковья.
Она быстро сложила в берестяную шкатулку алые бусины и улыбнулась дряхлой старухе, лежащей на кровати.
– Сделаю вечером бусы и на свадьбу их надену. Эх, всего неделю мне в девках ходить осталось, бабушка! – прошептала Прасковья и улыбнулась старухе.
Та пожамкала беззубой челюстью и прошепелявила:
– Энто разве радость? Женитьба, что рабство для бабы.
Прасковья засмеялась, наклонилась к старухиному лицу и чмокнула дряблую, сморщенную щёку.
– Врёшь ты всё, бабушка! Было бы так, никто бы замуж не рвался! Мне все девки завидуют!
Старуха покачала головой, что-то неразборчиво пробубнила в ответ. Но Прасковья уже не слушала её, она любовалась на свое отражение в маленьком зеркальце.
Прасковья слыла в селе первой красавицей. Была она высокая, пышногрудая, курносая. Парни её провожали выразительными, тоскующими взглядами, вздыхали и томились по ней. Улыбка Прасковьи сияла на лице, как ясное солнышко, светлые косы блестели золотом и были толщиной с кулак. В неё, весёлую, озорную, дерзкую, невозможно было не влюбиться. Вот и влюблялись парни, теряли головы.
Но, несмотря на обилие ухажеров, Прасковья отдала своё сердце одному-единственному, высокому и статному красавцу Алексею. Они были хорошей парой, и молодежь завидовала их красоте и счастью.
– Проська! – вновь строго окликнула девушку мать.
Прасковья, замечтавшись, вздрогнула, быстро убрала зеркало под подушку и побежала на кухню.
– Недолго тебе командовать мной осталось, мамочка! – хитро подмигнув, прощебетала Прасковья, – выйду замуж, и всё, упорхну, как птичка из твоего гнезда! Не на кого будет кричать! Некому будет приказывать!
– Жаль, что отец не дожил до этого… – грустно проговорила мать. – Но ты не радуйся раньше времени! Ишь какая резвая! Не я, так муж будет командовать!
Девушка дерзко вскинула подбородок и воскликнула:
– Это мы ещё посмотрим!
Взяв ведра и коромысло, она пошла к колодцу, напевая песню. На улице стояло душное лето, синело небо, цвели травы, кузнечики отчаянно громко стрекотали в высокой траве. Прасковья шла, пела и улыбалась солнцу. И тут вдруг высокие кусты рядом с ней зашевелились, трава и ветви раздвинулись и оттуда, прямо из густых зарослей, на тропинку шагнул крепкий пучеглазый паренек. Он взглянул на Прасковью и молча раскинул руки, преградив ей путь. Девушка замерла вначале, а потом оттолкнула парня с дороги и проговорила строго:
– А ну, отойди, Ванька! Чего встал тут, как вкопанный? Чего глаза вылупил?
Ванька что-то промычал в ответ, но не сдвинулся с места.
– А ну, пропусти, дурак! А не то вот как дам тебе коромыслом, будешь знать, как девок в кустах караулить!
Прасковья не на шутку разозлилась, топнула ногой, нахмурила брови. Парень виновато опустил голову, отошёл в сторону. Прасковья стремительным шагом прошла мимо него, а назад пошла в обход с полными вёдрами. Вдруг Ванька до сих пор в кустах сидит!
Она и раньше замечала, что Ванька-дурак таскается за ней по пятам: то полевой цветок ей протянет, когда она идет мимо, то дикие ягоды или лукошко грибов на крыльцо поставит. Прасковья старалась не замечать его. Что ей за дело до местного юродивого? Он же безобидный – сирота, живёт где-то в лесу, местные его жалеют, подкармливают, кто чем может. А ей что до него? Пусть ходит, пусть смотрит, этого она ему запретить не может. Вот только таких выкрутасов, как сегодня, она точно не потерпит!
«Надо будет всё рассказать Алёше, пусть припугнёт его в следующий раз хорошенько, чтоб близко не подходил!» – решила Прасковья.
Алексей не давал другим парням даже смотреть на свою красавицу-невесту, и Прасковье льстила его ревность.
«Любит меня крепко, раз так ревнует», – думала она.
Алексей и вправду любил Прасковью. Он её ещё два года назад на селе присмотрел – юную, пышногрудую, дерзкую девчонку. Присмотрел и стал терпеливо ждать, пока она подрастёт. Едва девушке исполнилось восемнадцать лет, как он тут же посватался к ней.
Зое, матери Прасковьи, будущий зять пришёлся по душе. Алексей был трудолюбивым, хозяйственным, надежным. «Самое то для моей вертушки Проськи», – так думала Зоя. Семьи сговорились сыграть свадьбу ближайшим летом, сразу после праздника Купалы. Зоя после помолвки начала активно выстраивать семейные отношения. Она то и дело просила Алексея о помощи по дому. Муж её давно умер, и ей очень не хватало мужских рук в хозяйстве. А Алексей и рад был помогать, ведь это был повод лишний раз взглянуть на свою будущую жену.
В темноте узких сеней Прасковья ловила в объятия и бесстыдно целовала жениха в губы – нежно и чувственно, и с ликованием ощущала, как дрожит от страстного напряжения всё его тело. Когда она отталкивала Алексея, его лицо становилось глубоко несчастным. Прасковье нравилось чувствовать эту женскую власть над ним, сильным мужчиной. Поэтому она не верила, что после свадьбы он начнёт ею командовать, как пугала мать. Ей думалось, что Алексей всегда будет таким, как теперь, – ласковым, нежным, послушным, готовым луну с неба достать, если она попросит…
«Алёшенька меня любит. Расскажу-ка я ему про Ваньку. Пусть он его накажет, как следует», – подумала Прасковья, заходя во двор.
Поставив вёдра в прохладу сеней, Прасковья вышла на улицу и крикнула матери:
– Мам, я принесла воды!
– А к тебе Алёшенька приходил, – прокричала мать, высовываясь в окно.
– Что же он мне навстречу не пошёл? Хоть бы вёдра донёс! Устала тащить по такой жаре! – возмутилась Прасковья.
– Они с отцом в соседнее село поехали, он сказаться приходил. Ждать не мог – шибко торопился. Передал тебе, чтобы ты тут без него не скучала и до свадьбы дома сидела.
– Куда ж он, неугомонный? Ведь всего неделя до свадьбы осталась! – обиженно проговорила Прасковья.
– Дядька у него помер. Хоронить поехали, – тихо прошептала Зоя.
– Ух, вредный какой дядька, не мог после свадьбы помереть! – буркнула Прасковья, заходя в дом.
– Прося! – строго окликнула мать. – Ты за языком следи! Вот отцовского ремня-то на тебя нет!
Прасковья отвернулась и, незаметно для матери, скорчила недовольную рожицу.
– На Купалу я всё равно пойду. Вот ещё! Дело ли – последние свободные деньки просиживать дома? – крикнула она матери.
Зоя заохала, заворчала в ответ, но вскоре хлопоты на кухне увлекли её, и она на время забыла о дочери.
* * *
– Проська! Невестушка наша! А мы уж думали, что до свадьбы тебя не увидим! – весело закричали девушки, издалека увидев Прасковью. – Как же тебя жених-то на Купалу отпустил?
– А мне жених не указ! – ответила