Твоя мать дала тебе все, о чем ты только мог мечтать, и вот как ты ей отплатил?
Я выплюнул ему в лицо комок кровавой слюны, и он ткнул меня кулаком в живот. — Ты неблагодарный маленький засранец.
Я закашлялся. Было больно, но, честно говоря, бывало и хуже. Макс Миллер бил меня сильнее, и я наслаждался этим дерьмом. С возрастом Рамон становился мягкотелым.
— Это лучшее, на что ты способен, ублюдок? — Прохрипел я. — Моя девушка может ударить и получше. Тебе лучше выложить все это сейчас, потому что я собираюсь переломать каждую косточку в твоем гребаном теле, прежде чем это закончится.
Он усмехнулся надо мной, прежде чем встать и сильно ударить меня ногой в бок, и я снова закашлялся, подавляя стон. Он выплюнул: — Тебе повезет, если после этого твоя мать выпустит тебя из "Ferrero Tower", мальчик. Я предлагаю тебе долго и упорно думать о том, как ты собираешься унижаться перед ней, добиваясь прощения.
Я фыркнул от смеха. Мама все еще бредила после стольких лет.
Она все еще думала, что эти уловки могут сломить меня. Что они смогут держать меня в узде и заставить быть преданным Ферреро.
Что у меня нет никакой власти сверх той, которую она мне позволила иметь.
Я проследил путь Рамона обратно к центру пустого склада, где меня держали под бдительными взглядами по меньшей мере десяти Силовиков Ферреро. Очевидно, с годами они поумнели, потому что надежно сковали мои руки за спиной добрыми старомодными цепями, поскольку я давным-давно научился разрывать застежки-молнии. Цепи обвились вокруг моих запястий, приковывая меня к холодному металлическому столбу, к которому я прислонялся последние двадцать четыре часа или около того.
Я также стал немного лучше понимать, сколько времени прошло во время этих небольших эпизодов, отслеживая приход и уход тех, кто остался от Силовиков самого высокого уровня Ферреро, когда они входили и выходили посменно во время моего заключения.
До сих пор только Рамону выпала честь избивать меня. Я догадался, что он был очень зол из-за того, что я убил пятерых из восьми парней, которых мама послала за мной, прежде чем им удалось схватить меня.
Рамон снова подошел и, опустившись на колени, предложил мне попить воды из новой бутылки. Во время моего пребывания здесь мне также разрешили съесть несколько энергетических батончиков, и я их съел. Я больше не был глупым ребенком, который закатывал истерику и объявлял голодовку, когда меня вот так наказывали.
Мне нужна была моя сила, потому что я собирался прикончить всех в этой гребаной комнате за то, что они заставили мою принцессу волноваться.
И я знал, что, когда я не пришел к ней в постель прошлой ночью и не ответил ни на какие звонки сегодня, она собиралась взбесится. Моя малышка любила меня, даже если мы еще не сказали этих слов, и с ней нельзя было шутить, когда она злилась.
— Если ты думаешь, что твоя маленькая подружка придет спасать твою задницу, — сказал Рамон, отрывая бутылку с водой от моих губ после того, как я выпил половину, — У меня для тебя плохие новости. У нас на мосту расположилась небольшая армия. Никто не пройдет.
Это подтвердило мои подозрения - я находился на каком-то невзрачном, неофициальном складе в промышленной части города. За эти годы я побывал почти во всех камерах и местах пыток Ферреро и знал, что это не одно из наших владений в городе. Вместо этого мы оказались в захудалом, безлюдном районе к востоку от реки, состоящем в основном из морских контейнеров и полуразрушенных складов. Добраться сюда из Сити можно было по единственному узкому мосту или на случайном контейнеровозе, который парковался в доках к северу.
Я не знал, что у "Ferrero" здесь есть какая-либо собственность, но я точно знал, что у "Hargraves" есть склады где-то в промышленном районе, где они хранят некоторые из своих нелегальных лекарственных препаратов.
Я посмотрел на Рамона, одарив его своим самым бесстрастным взглядом. — Скажи маме, что на этот раз она действительно облажалась. Я больше не ребенок - она не может позволить тебе вбить в меня верность. И если хоть один волос упадет с головы моей девочки из-за этой глупости, я сожгу "Ferrero Tower" дотла вместе со всеми вами.
Рамон покачал головой, словно был моим разочарованным отцом. — Ей будет так стыдно. Можешь поцеловать на прощание всю свободу, которую она так любезно давала тебе все эти годы.
Я фыркнул. Свобода - так мы это называем?
— Дайте мне выстрелить в него, босс! — Андерсон крикнул из группы, охранявшей вход. — Он убил нашего гребаного руководителя группы.
Я послал ему свирепую ухмылку. — Он смылся, Андерсон. Если ты позволил своей цели украсть твой пистолет и получить пулю в лоб в бою восемь на одного, то ты явно не сможешь справиться с этим как Силовик семьи Ферреро.
Рамон ударил меня кулаком в бок. — Заткнись нахуй. С меня хватит твоего рта и твоего отношения на сто чертовых лет.
Я подавил болезненный стон. Однажды он уже ударил меня по этой стороне, и если у меня еще не было сломано ребро, то, вероятно, оно сломалось сейчас.
Когда Рамон снова зашагал прочь, я почувствовал, как ночной холод просачивается по голому полу склада. Я был благодарен, что мне удалось натянуть футболку с длинными рукавами и спортивные штаны после душа до того, как команда придурков Рамона ворвалась в мою комнату в нашем пентхаусе, но я определенно был без обуви. Я не в восторге от еще одной бессонной ночь, прикованный к этому гребаному столбу с ледяными ногами и онемевшей задницей.
В первую очередь я заскочил в башню только для того, чтобы успокоить маму, когда она позвала меня во время вечерней тренировки. Я принял душ в своей комнате, прежде чем должен был встретиться с ней в ее домашнем офисе, намереваясь также собрать сумку с теми немногими вещами, которые остались у меня в комнате и которые что-то значили для меня, на случай, если я вернулся туда в последний раз.
