словно от этого зависела моя жизнь. Зависело просветление, без которого я уже не мог. Без которого однажды ночью я наконец наглотаюсь достаточно снотворного, чтобы уже не проснуться.
И я думал, что у меня неплохо получается. Что, может быть, мне наконец удастся достучаться до этих людей. Объяснить им что со мной не так и может быть даже понять самому. Я думал, что у меня неплохо получается, пока камень не прилетел мне в висок.
3
Когда я открыл глаза, солнце уже село и в стремительно темнеющих сумерках зажглись фонари. Я коснулся пальцами виска, и они окрасились кровью. Просто царапина, подумал я. Но голова болела. Кто кинул камень я понятия не имел. Злодей, вероятно, уже скрылся. Я убрал гитару и двинулся в сторону дома. Каждое движение отдавалось в голове болью. Не сотрясение ли. Впрочем, я понятия не имел как это установить. Посмотрю в интернете, когда доберусь до дома. Если доберусь.
Я побрёл вдоль дороги в ту же сторону, где спряталось солнце, стараясь ступать аккуратно и не сильно трясти головой. Я бы сказал, что лёгкая головная боль, вызванная возбуждением, была ещё до прилетевшего камня. Но булыжник словно пробил плотину и теперь она затопила всю голову и перекатывалась там свинцовыми шарами при ходьбе.
— Эй парень, — услышал я голос за спиной и взмолился, чтобы обращались не ко мне. Я и на здоровую голову не хотел никаких разборок, а тем более сейчас. — Парень, постой. Парень. Который с гитарой.
Я не остановился, надеясь, что от меня отстанут. Уверенный, что это злодей с булыжником вернулся закончить начатое.
— Да не бойся ты, — продолжал голос. — Я тебе ничего не сделаю. Я — друг.
Смелое утверждение, — подумал я. Но остановился. Обернулся вполоборота. Ко мне спешно приближался человек в мешковатой куртке и шапочке, из-под которой выбивались серые седые волосы. Мужчина был не молод и не похож на того, кто станет кидаться камнями.
Он протянул мне руку и доброжелательно улыбнулся.
— Я думаю мог бы помочь тебе с твоей гитарой, — сказал он.
Я протянул руку в ответ и почувствовал, как её ненадолго сжала стальная клешня.
— Зовут Семён, — представился он и замер словно ожидая от меня того же.
— Антон.
— Ладно Тошик, в плане твоей игры на гитаре, мы можем это исправить. Талантом бы я это не назвал, но некоторые задатки есть. — Я вежливо улыбался, не зная, как реагировать. — Но вот петь тебе не стоит вообще. В следующий раз камень может прилететь и побольше.
— Это ведь не вы его кинули?
— Боже упаси. Как мог вообще подумать такое. Я бы ни за что не стал кидать камень в человека, которому вот так хватает смелости выйти и выступить перед людьми.
— Хорошо. А можем мы потом поговорить? Если честно у меня раскалывается голова. Хочется выпить обезболивающее и прилечь.
— Мой дом в пяти минутах ходьбы. И обезболивающее у меня найдётся. Можем зайти.
До моего дома минут сорок. И несмотря на то, что предложение казалось мне странным и не уместным перекатывающиеся свинцовые шары в голове делали его весьма заманчивым.
— Ладно, — сказал я.
4
Моего любимого нурофена у Семёна не было, но нашлась таблетка анальгина, мокрая тряпка на лоб и весьма уютный диван. Он сел в кресло напротив и настроил мою гитару. Оказалось, та была совершенно расстроена и непонятно как я вообще на ней играл. У Семёна дома была и своя гитара. И не одна. насчитал как минимум три и ещё пара электронных. Пианино. Как настоящее, так и электронный синтезатор. В углу комнаты стоял старинный граммофон и играл что-то мне незнакомое на акустической гитаре. В шкафу возле него помимо грампластинок были и маленькие ленточные кассеты и относительно современные компакт-диски.
Я узнал, что Семён был учителем музыки. Но уже лет двадцать как на пенсии. И уже лет десять как жена его на небесах и живёт он один и делать ему особо нечего. И он готов научить меня играть на гитаре, и я могу заплатить ему если хочу.
— Если бы я хотел научиться играть на гитаре, то я бы сразу пошёл учиться играть на гитаре. Я не хочу учиться. Я хочу…
Я не знаю чего хочу. А вся ситуация напоминает мне приём психоаналитика. И никаких психоаналитиков я тоже не хотел. Я хотел сделать что-то… Что-то… Я хотел сделать Искусство. Я хотел выразить себя и быть услышанным. Через форму искусства.
— Я хочу просто играть, — закончил я.
— Можешь не платить если не хочешь. Но если тебе нужны деньги, тебе определённо нужно научиться…
— Мне не нужны деньги. У меня достаточно денег. Дело не в деньгах. Мне нужно…
Я не хотел говорить. В этом всё дело. Затем мне и нужна гитара. Я не хотел говорить. Слова банальны. Слова не могут выразить что я чувствую. Если бы слова могли объяснить, я бы объяснил. Написал бы чёртову книгу. Но слова не могли, и я пытался играть.
Семён напряжённо слушал меня. Ждал продолжения. Хотел видимо понять, что мне нужно. Вот только я не мог объяснить.
— А что вам нужно? — спросил я.
— Да ничего, — Семён пожал плечами. — Я подумал, что могу помочь. Мне понравилось, как ты играл и…
— Да вы смеётесь надо мной. Я знаю, что не имею играть.
— Да ты послушай. Не перебивай. Я тоже знаю, что ты не умеешь. Что тебя никто не учил. И ты может быть максимум видел пару видео в интернете. Я почувствовал искренность. Я видел, что ты пытался сыграть и подумал, что смогу помочь тебе научиться это играть.
— Я не хочу учиться, — отрезал я. — И мне надо домой.
Я встал с дивана, сделав над собой усилие. Меня мутило, трясло и подташнивало.
Пока я обувался и одевался в коридоре он записал что-то на бумажке и вручил её мне.
— Если передумаешь, — сказал он.
На бумажке был его номер. Я смял её и сунул в карман джинсов.
На полпути к дому тошнота усилилась, я зашёл в какой-то проулок и мой желудок вывернуло наизнанку, пока я блевал, облокотившись на мусорный бак. Добравшись до своей трёхкомнатной квартиры, я рухнул на кровать и уснул в своём обыкновенном одиночестве.
5
С утра ещё немного мутило, как иногда бывает после сильной головной боли. Я не стал искать ничего про сотрясения. Все симптомы были слишком знакомы. Обычная головная боль, преследующая меня
