он рыгнул! Почесал свой немаленький такой живот и рыгнул!
Меня снова затошнило. Так бывает, что ли? Я такое только в кино и видела, и то такое смотреть противно было, и я быстро переключала.
Лысеющий, с зализанными сальными прядями, с красным подпитым носом, как я уже и сказала, немалым брюхом, в заляпанной одежде мужик — оказался моим мужем!
Да где ж я так нагрешила то!?
— Ну, чего встала!? Я жрать хочу! И так провалялась три дня!
— Я плохо себя чувствую. — Прошелестела я, удивляясь своему тоненькому голосочку.
— Меньше с лестниц летать будешь, кривоногая!
Я опешила в конец. Никогда не встречала такого отношения.
— Ну! — Рявкнул Хьярвик, и все во мне закричало, что нужно поторопиться, а то вдруг ударит.
И я медленно поковыляла к ближайшей двери, даже не задумываясь туда ли иду. Видимо память тела привела именно на кухню.
Кухонька оказалась маленькой, но опрятной. Видно, что хозяйствовала здесь именно бывшая владелица моего тела. Еще бы знать, как меня зовут…
Не сразу до меня дошло, что огромная каменная тумба — это подобие холодильника. В нем оказались только яйца, стоявшие на огромном куске льда, и какая-то вялая трава. Значит, быть яичнице.
Варочную панель заменяла каменная квадратная столешница на металлических ножках, водружённая сверху на деревянную. Как оказалось под ней была выемка, в которой я должна была развести мини-костерок. Каменная «варка» нагревалась и на нее уже можно было ставить сковороду. К слову, чуть в стороне было что-то похожее на камин, в котором располагался железный горизонтальный шест, на котором висел большой чан. Там, я так понимаю, еду готовили прямо на огне. Как неудобно то все это…
С горем пополам, яичница была готова. Вот только сил уже не оставалось даже, чтобы ее съесть. Но все же впихнула ее в себя и поставила тарелку в раковину.
Побрела в постель и по дороге сказала, что еда на кухне в сковородке. Пусть доедает оставшуюся яичницу, раз он так хочет жрать.
— Сюда принеси!
Но я даже не остановилась, сосредоточившись на лестнице и очень боясь с нее упасть. Сил не осталось.
— Хлоя!
О, спасибо, муженек, теперь я знаю, как меня зовут!
Наконец, кровать. Рухнула в нее, не обращая внимания на запах пота и крики мужа с первого этажа. Как хорошо, что он все-таки обосновался внизу на диване. Видимо ему сюда тяжело подниматься…
Ан, нет. Все же поднялся.
— Какого Харза, Хлоя!?
Я же молчала и молилась, чтобы он ушел.
— Хлоя, я тебя спрашиваю! — Подошел и дернул за руку, отчего я застонала.
— Хватит! — Взмолилась, сжимая простынь на постели и не обращая внимания на потекшие слезы. — Я не в состоянии! У меня сломаны ребра!
— Меня не волнует, что у тебя сломано! Долг жены заботится о муже! А ты лежишь уже три дня!
— А долг мужа заботится о жене. Где же твоя забота Хьярвик!? — Не выдержала я, за что получила пощёчину.
В глазах потемнело, я схватилась за щеку, и неверяще уставившись на мужа.
— Если завтра ты не выйдешь на работу, ты ее потеряешь! Тогда я точно отволоку тебя в дом Теллайлы! Там ты явно будешь получать поболее!
И сильно топая вышел из комнаты.
Отдышалась, сделала еще пару глотков обезболивающей настойки, расстроилась, что она скоро закончится и, наконец, провалилась в сон.
Проснулась от странного звука, но кряхтя поднявшись с постели уже осознала, что это аналог дверного звонка. Почему муженек не открывает? Неужели поднялся с дивана и куда-то ушел?
Медленно и аккуратно спустилась на первый этаж и отворила дверь.
— Здравствуй, Хлоя! — Женщина средних лет тепло улыбалась. — Я рада, что ты уже на ногах. Но вид у тебя еще тот! Впустишь?
Я молча отворила дверь пошире и отошла. Пусть заходит. Мне нужна информация. И пока этого борова по имени Хьярвик нет дома, упускать такую возможность нельзя.
Женщина растерялась, уставившись на грязную гостиную и судорожно перехватила корзину со снедью в другую руку. А учитывая, как пахло от корзины — эта женщина мне уже нравилась. Живот уже сводило от голода. Что мне та яичница, если три дня я нормально не ела.
— Пойдем на кухню.
Грязная сковорода стояла на каменной плите, но уже без яичницы. Все-таки съел.
Я же медленно подошла к кухонному столу и опустилась на стул, тяжело вздохнув.
— Да-мс. — Ошарашено произнесла женщина. — Совсем плохо, да?
— Да. — Не видела смысла отрицать. — Сотрясение. И ребра сломаны. Тяжело и больно пока что-то делать.
— Это хорошо, что я к тебе зашла. Как знала, что твой Хьярвик о тебе не позаботится. — Она поставила корзину на стол и начала разбирать. О, пирожки.
Живот громко заурчал. На что женщина по-доброму хмыкнула.
— Поставлю чайник. — Сразу видно на любой кухне эта женщина чувствует себя, как рыба в воде. — Я так понимаю, завтра ты на работу не выйдешь?
Вот тут-то я и решилась.
— Понимаешь, тут такое дело… — Не уверенно начала я. — Я же головой ударилась… В общем, память то и отшибло.
Женщина удивленно на меня воззрилась. Явно переживая, поправила белоснежные манжеты от платья на руках и, наконец, спросила:
— Вообще ничего не помнишь?
— Ничего. — Покачала я головой.
— А что помнишь?
Смысла повторять «ничего» я не видела, поэтому начала развернуто:
— Не помню кто я. Не помню, как зовут. Не помню, сколько лет и где работаю. Не помню, как оказалась замужем за этим… — Проглотила ругательство. — За этим мужиком. Ничего не помню. Даже кто ты, не помню.
— Я Марита… — Растерянно и как-то даже забавно произнесла женщина, от чего я усмехнулась.
— И где же, Марита, мы с тобой познакомились?
— Так на работе. — И она, наконец, взяла себя в руки. — Мы работаем младшими поварами в ресторанчике «Морская удача».
Марита разлила чай, пахнувший чем-то пряным и села напротив меня.
— Хьярвик прислал нам записку, что ты упала с лестницы и на работе пару дней тебя не будет. Сегодня меня отправили узнать, как у тебя дела, и стоит ли искать нового младшего повара.
— Понятно. — Я вновь тяжело вздохнула.
Повар. Кто бы мог подумать. Я в своей жизни только яичницу, макароны, да пельмени и готовила сама. Понятное дело, что моя мать, что бабушка когда-то, учили разносолам всяким, но я можно сказать бизнес-вумен была, а не домохозяйкой. А теперь за эту работу стоило зацепиться. Пока не пойму кто я и что я имею, терять эту работу нельзя.
— Марита, а если я еще два дня дома полежу, чтобы полностью восстановиться — это критично будет?
— Ну,
