Рия Маркез
Артефакты моих страхов
Пролог
Стол.
Ожидаемо.
Столько пятиться — значит непременно во что-то упереться.
Сжимаю столешницу руками, а сердце, кажется, пропускает удар.
Ведь он наступает медленно, но неустанно. Знает, стервец, что никуда я от него не денусь. Зачем ему какие-то «нет» с моей стороны? Он в силу своего происхождения и положения знает иное…
Слышит и стук моего сердца, видит расширенный зрачок, дрожь рук и судорожный вдох… И при этом хочет верить, что это не от страха.
Мне бы самой не мешало понять от чего так.
Каков мой выбор?
Его рука касается моей щеки и, кажется, я задерживаю дыхание.
— Упрямая девчонка… — Его шепот вызывает бег мурашек. — Если это страх, то это поистине оскорбительно!
А это, действительно страх. Страх самой себя.
Его вторая рука сжимает мою талию, как будто боясь, что исчезну, каким-то образом просочусь через кухонный стол и ему снова придется достигать меня, тянуться…
— Нет. — Тихо произношу я, когда его губы оказываются в нескольких сантиметрах от моих. — Нет.
Распахиваются окна, поднимается ветер такой силы, что я зажмуриваю глаза. Когда открываю их — на кухне никого.
Этого ли ты хотела?
Глава 1
Странный запах — это первое что отчетливо осознается сквозь отчаянную слабость, приправленную отголосками боли.
Затхлость, травы, табак.
Такого запаха не должно быть ни в моей квартире, ни в больнице, если я все-таки там оказалась.
Неудобно. Жестко. Тело затекло, ощущается тяжелым и, как будто, прилипшим к странному ложу. Отчетливо представляются пауки, сковавшие меня, как большую муху, увязшую в огромной паутине. Хочется задергаться, вскочить, разорвать путы.
— Ну, что? Выживет? — Голос прокуренный. Мужской. Каркающий. Недовольный.
— Сколько она так лежит?
— Так со вчерашнего утра и лежит…
— Почему вызвал меня, а не лекаря? — Женщина тоже недовольна.
На мой лоб опускается что-то влажное и запах трав усиливается. Жаль я в них не разбираюсь.
— Да сколько тот лекарь стоит! Нет у меня лишних денег.
— А станет твоя жена инвалидом, появятся!?
Жена? Здесь помимо меня еще кто-то в плачевном состоянии?
Что происходит, где врачи?
— Ты можешь что-то сделать или нет!?
— У нее сотрясение и сломаны несколько ребер! Что я могу сделать своими настоями!? Здесь нужен лекарь!
— Ясно. Бери и проваливай! — Слышится звук падения монеты на дерево.
Монеты?
Надо открыть глаза, но тяжесть не отпускает.
— Давай ей этот настой, Хьярвик! Он снимает боль!
— Понял, понял!
Голоса удаляются, а тяжесть побеждает.
В следующее пробуждение глаза получается открыть.
Обшарпанный незнакомый потолок почему-то оказывается отличным рычагом к отчетливому пониманию о том, что я умерла.
Онкология, как ветер, подхватывающий семена и разносящий их в различные места, где они либо погибнут, либо дадут новую жизнь. А моя — старая-новая? Почему так? Да и есть ли смысл задавать эти вопросы? Вот она я — в другом теле с прежней памятью. И что-то с этой новой жизнью нужно делать…
Поворачиваю голову и вижу на старой деревянной тумбочке склянку с зеленой жидкостью. Она ли снимает боль? Учитывая, как ноет голова и ребра, может стоит рискнуть? Вот только не мешало бы себя поднять…
Ну, что ж. Как учила сиделка в последние месяцы моей прошлой жизни.
Итак, поворачиваемся на бок.
Ох, как же больно. Даже вздохнуть получается не с первого раза.
Подставляем локоть.
Боль вновь простреливает так, что темнеет в глазах.
После локтя кисть… и рывок.
Слышу собственный стон и понимаю, что прокусила губу.
Делаю два больших глотка на свой страх и риск, досадуя о том, что не знаю дозировку и стараясь не думать о том, что это вообще может оказаться не обезболивающее. Когда в глазах проясняется и даже кажется, что боль поутихла, замечаю, что грудная клетка все-таки туго обмотана какой-то плотной тканью. Травница постаралась? Уж, явно, не муж.
Муж. И что с ним делать? Надеюсь, тут, где бы это не было, можно развестись.
Ладно, пробуем встать и найти уборную.
Встать получилось с четвертой попытки, голова нещадно кружится и даже начало подташнивать. Кажется, это последствия сотрясения.
Уборная порадовала наличием канализации. А то заметив грубое, застиранное платье в пол, испугалась, что я попала куда-то, где придется ходить в горшки, пользоваться свечами, стирать руками…
Брр! От одних лишь подобных мыслей поплохело. Привыкнув к хорошему, с таким сложно мириться. Всю жизнь иметь отличную новейшую бытовую технику, а в последние месяцы и уход квалифицированной сиделки, а тут… А что, собственно, тут? У меня нет памяти этой девушки, в тело которой я попала.
В маленькой ванной было небольшое зеркало с отколотым уголком. В нем то я и смогла рассмотреть свою новую внешность. Ничего общего с прежней внешностью от слова совсем! Миниатюрное личико с таким же миниатюрным курносым носиком. Большие серо-зеленые глаза. Губки сердечком с пухлой нижней губой. Волосы каштаново-медные. И ничего, что волосы за последние дни превратились в слипшийся колтун, под глазами огромные синяки, губа прокушена, а щеки впалые и просто весь вид девушки кричит о том, что она недоедает. Ничего. Все поправимо. Исходные данные порадовали, как говорится. К слову, телу от силы лет семнадцать. Видимо замуж выдали очень и очень рано. Осталось восстановится и навести шороху! Для этого нужен отдых и знания.
Следующее мое пробуждение порадовало уменьшением боли. Да, ребра и голова все еще ныли, но в глазах не темнело и губу прокусывать, чтобы не застонать в голос желания не было. Но, разумеется, движения все еще были скованы и мысль о том, чтобы помыться я отринула, как опасную.
Проблема была в следующем: мне хотелось есть. Сильно. И так как муж обо мне, кажется, забыл, еду придется добывать самой.
За дверью оказался темный, узкий коридор, который через пять шагов привел меня к лестнице. Перил у нее не оказалось. Не отсюда ли девочка сверзилась, чуть не убившись? Ой, что это я? Именно убившись.
Так ладненько. К стеночке прижались и очень медленно спускаемся.
Внизу оказалась…ну, наверное, гостиная. В ней в общем-то кроме огромного дивана, двух кресел и небольшого кофейного столика, заваленного грязными тарелками и какими-то бумажными пакетами, ничего и не было. Ну, разве что, застиранные, как и платье, выцветшие занавески. И, конечно, непрезентабельного вида мужик на диване.
— О! — Протянул он, и я узнала каркающий прокуренный голос. — Кто очнулся! Вовремя! Приготовь-ка мне пожрать!
И
