и умереть он совсем не боялся.
— Почему ты считаешь, что я приемник Обскуриана? — спросил я.
— Только отчуждённый, пройдя через страдания, может перешагнуть последний рубеж и претендовать на звание бога Смерти.
— То есть, когда я возьму сто процентилей некромантии? — уточнил я и получил короткий кивок.
— Если ты их возьмёшь.
Да, мои ежедневные пробуждения омрачались приступами боли, но на втором шаге некромантии я уже научился их брать в узду, а значит, и дальше справлюсь.
— Моё настоящее имя Аластор, я архимаг из Хессии, — заново представился я. — Меня сюда забросило случайно, когда закрывал Брешь.
— Что ты ищешь в моём мире, Аластор? — задал вопрос бог света.
— Достойной жизни, — ни секунды не медля, произнёс я, и Клирикрос рассмеялся.
— Хороший ответ.
— Я не собираюсь становиться богом Смерти, — добавил я.
— Думаешь, тебя будут спрашивать? — отвернувшись, спросил перерожденец и, наслаждаясь природой, вдохнул полной грудью лесной чистый воздух.
Я почувствовал, как уровень опасности стремительно падает и тревожность отступила. Клирикрос сделал несколько шагов в сторону солнца и, не мигая, смотрел на него.
— Я останусь наблюдать за тобой, — заключил он, перед тем как исчезнуть, — чтобы, когда ты возродишься, быть рядом. Вступишь на этот путь, и я убью тебя.
Я хотел задать ему несколько вопросов по поводу исцеляющей магии, да и вообще много чего требовало разъяснений, но вместо ответов получил рухнувшее на землю тело Вани.
— Дружище, эй, вставай, — я тут же подбежал к нему и похлопал по щекам.
Осмотр некромантией не выявил серьёзных повреждений, Ломоносов лишь потерял сознание. Я вылил на него магической холодной воды, и мой дорогой очкарик тут же вскочил с открытым ртом и выпученными глазами.
— Где я? — подслеповато озираясь вокруг, спросил он.
— С возвращением, — улыбнувшись, я взял его за плечи и повернул к себе.
— Артём, ты? А что там с Артистом? Чёрт, — он схватился за голову и зажмурился от боли.
— Всё в порядке?
— Да, секунду.
Эта секунда превратилась в длительное извержение рвоты. Видимо, последствие резкого наращивания мяса. Я помог ему и поправил общее самочувствие.
— Вот как всё было, — задумчиво произнёс он, когда шёл, опираясь на меня, и узнавал о недавних событиях. — А для меня словно пара секунд прошло, — он хотел по привычке поправить очки, но поздно заметил, что их нет.
— Ничего, купишь новые, а вот и наши, — я высмотрел на отдалении Ренату, девушка вмиг оказалась возле нас.
— Господин, с вашим другом всё хорошо? Давайте я понесу его, — предложила она.
— Нет, не надо я сам.
Ваня бросил взгляд на пани Жмудскую, потом на меня и понимающе хмыкнул.
— Ни слова, — процедил я ему, но расползающуюся улыбочку клирика уже было не остановить.
— Меня не было чуть больше недели, эх, Артëм, Артëм…
Вскоре нашлись и мортиканты. Они шустро соорудили паланкин из подручных средств и дотащили клирика до стоянки с лошадью, как какого-то падишаха.
— Нам нужно поговорить, — я отвёл в сторону Ренату и отдал ей последний приказ. — Возвращайся в Польшу, нет, выслушай меня, — перебил я её возражения. — Ты мне нужна там. Кроме тебя с этим заданием никто не справится, — она потупилась, но при последних словах подняла взгляд. — Боевых магов и некромантов полно, а вот преданных людей за рубежом раз-два и обчёлся. Сделаешь это ради меня? — я смотрел в её большие глаза, ловящие каждое изменение в моей мимике.
— Ваше слово для меня закон, господин, — она склонила голову в смирении, и это было так неестественно для неё, гордой пани Жмудской, что я поймал себя на шальной мысли…
«Нет, надо делать, как запланировал», — но, как назло, взгляд упал на расстёгнутый вырез груди этой дьяволицы.
А ведь именно благодаря ей я смог добраться до Бастиона и отбить Ваню от грабителей Кашинских, а потом она беспрекословно бросила всё и нянчилась с Ломоносовым в землянке целую неделю, забыв про привычные удобства. Да и сегодня Жмудская была готова сражаться за меня, и лишь прямой приказ не позволил ей броситься на Клирикроса.
Когда девушка выпрямилась, я мельком посмотрел на её лицо, будто впервые увидел. После всех изменений оно напиталось жизнью: щёки горели от прогулки на свежем воздухе, губы стали полнее и чувственней, а язык тела поменялся до неузнаваемости, став мягче. В её серых глазах виднелся непривычный блеск. Мою реакцию моментально распознали.
На миг в Ренате проступила старая повелительная черта той, кто безжалостно растаптывала мужские сердца и другие чувствительные органы. Это был взгляд голодной хищницы, притворявшейся послушной дурочкой. Я с раздражением вспомнил нашу первую встречу и не мог допустить, чтобы всë закончилось так постно.
— Вань, езжай вперёд, потом догоню, — махнул я Ломоносову, а Жмудская усмехнулась и демонстративно прикусила губу, понимая, чем всё закончится.
— Ты уверен? — переспросил клирик.
— Да.
Когда лошадь отъехала на достаточное расстояние, я схватил панночку под локоть и потащил за собой в кусты.
— Ты мне делаешь больно, — раздалось позади, вместо ответа я швырнул её перед собой, та упала на осеннюю листву пятой точкой и отползала спиной назад.
— Похоже, именно этого ты и добивалась, — ответил я и взялся за пряжку ремня, в пару движений снимая его. — Сейчас мы тебя перевоспитаем.
Девушка прекратила изображать из себя жертву, откинулась на локтях назад и поправила резким движением причёску каре.
— Наконец-то, я всё гадала, чем эта сучка тебя привязала? У меня тоже кое-что есть, — Рената, виляя боками, принялась снимать с себя штаны, а когда те слезли до щиколоток, я сдёрнул их и отбросил в сторону.
Она свела колени вместе, заставляя меня