class="p">– А если по-хорошему, то эту процедуру они с анестезией, што-ле, делать будут? – зло поинтересовался рыжий коренастый пулеметчик, укладывая рядом саперную лопатку для последней рукопашной схватки.
К истекающему кровью слабеющему Ящеру подобрался сержант Пикарский по прозвищу Пика:
– Товарищ капитан. Я в хозяйском доме телефон сотовый нашел. Но здесь, черт, связи нет. Давайте, пока нас полностью не накрыли, я к местной мечети попробую пробраться? Залезу на минарет – может, оттуда получится?
– Ты куда, придурок, звонить собрался? – поинтересовался все тот же неунывающий пулеметчик – В МЧС, што-ле?.
– Нет, бля! В Ватикан! – огрызнулся Пика – Пожалуюсь при случае Папе Римскому!
Сквозь пелену боли Ящер глянул на сержанта.
– ВПШГ… ВПШГ вызывай, сынок!..
…Бой был коротким, беспощадным и напористым, как летняя гроза. Он стремительно с всепожирающей жестокостью разметал жиденькие, словно детский кисель, предрассветные сумерки. И ночь с оглушающим громом раскололась, подобно тонкому листу дюрали. Боевики, едва заслышав рев вертолетных двигателей, стали разбегаться врассыпную, кто куда, словно вероломные преступники, пойманные на месте преступления. Едва скинув нас – как раз на том месте, где за час до этого дремал духовский отряд – вертолет сходу же, не набирая высоты, выпустил целый рой НУРСов в направлении опушки, окутав ее частыми чёрно-сизыми разрывами, местами прорезаемыми яркими красно-желтыми языками пламени. Я, как древнеримский центурион, величественно стоял на холме в полный рост и, наблюдая за полем боя внизу, направлял по портативной «Icom» вертолет, носившийся по кругу туда-сюда, беспощадно и старательно, словно отбойным молотком, долбивший НУРСами опушку леса. Бойкам сейчас не позавидуешь – они сами себя вогнали в такую глупую ситуацию: к холму, чтобы уйти в горы, их не подпускали бойцы моей группы, а в сторону села они не могли прорваться из-за оставшихся в живых разведчиков Ящера, которые крепко засели в крайнем домовладении и хорошо контролировали поле и опушку леса. В конце концов, оставшиеся в живых боевики ушли-таки по кромке леса вдоль опушки в сторону гор, выскользнув из огненных клещей, и растворились в синеватой дымке гор на фоне светлеющего бирюзового неба с дырочками гаснувших одна за другой звезд.
«Фенита ля комедия! – с грустью подумалось мне – Кино кончилось. Свет в кинозале!».
Мои бойцы ходили возле трупов боевиков, тела которых были разбросаны тут и там, попутно обыскивая их и тормоша – иногда такой себе артист может притвориться мертвым, чтобы при случае чухнуть в лес или всадить тебе в спину полуметровый ятаган. Отдельно было свалено их оружие, экипировка и имущество. Даже на морозе, на расстоянии я чуял этот противный «специфический» запах «духов», а точнее – вонь. Это был запах пороха и дыма от костра вперемежку со смрадом давно не мытого тела, резкий запах пота, кисловато-сырой запах свежей крови и еще чего-то острого, освежеванного, неуловимого и леденящего душу.
– Блин, людей положил!.. – лежа на носилках, стонал Ящер – Как глупо!..
Я с трудом разбирал его речь – он едва двигал раздробленной челюстью. Вместо правого глаза у Ящера было кровоточащее месиво, все его лицо неестественно распухло и было залито кровью, которая пропитала временную повязку из многочисленных бинтов, от которой на морозном воздухе поднимался легкий пар, наполняя его резким приторно-кисловатым запахом. Брюшная полость, словно курдюк, наполнялась от внутреннего кровотечения и малейшее движение доставляло ему невыносимую боль. Вся его одежда была забрызгана и пропитана грязно-вишневой кровью.
– Успокойся, Федя – сказал я – Глупо было бы, если бы вся твоя группа полегла. Смекалистый у тебя сержант – с этого чертового минарета дозвонился до своего дружка аж в Москву, а тот уже в наш отряд…
Ящер попытался изобразить на своем лице подобие улыбки, но кроме страшной гримасы от адской боли у него ничего не получилось.
– Да что ж вы, как дети малые! – держа на весу капельницу, набросился на меня доктор Пипеткин – Ему нельзя разговаривать!
Ящер едва слышно застонал, пытаясь что-то мне сказать. Я наклонился своим ухом к самому его рту, пытаясь сквозь рев вертолетных турбин, разобрать, что он говорит.
– Венера…
– Венера?
– Звезда Венера…
Ящер смотрел мимо меня. Его глаза смотрели сквозь меня на светлеющее небо. Мы засунули носилки в металлическое мелко дрожащее чрево вертолета.
– Какие у него шансы, док? – спросил я у Пипеткина.
Но тот только хмуро махнул рукой и полез в вертолет.
Худой и юркий борттехник деловито, с шумом захлопнул дверь с круглым темным зевом иллюминатора и машина, взревев турбинами на форсаже и придавив нас потоком плотного морозного воздуха от несущего винта, накренившись на борт, со свистом сорвалась в сторону вниз, к ущелью, с рокотом и воем набирая скорость. Поднятая винтами снежная крошка, больно хлеставшая по лицу, прилипла к щекам, чтобы через несколько секунд превратиться в капельки, которые были похожи на слезы. Они тут же смерзались, склеивая ресницы и чуднó было их соскребать с лица. Теперь они были похожи на крошечные бриллианты. Мы остались один на один с тишиной, рассветом и светлеющим небом. Я заметил, что там уже не осталось ни одной звезды – они все погасли, уступая место свету, солнцу и новому дню.
Его не довезли до госпиталя – он умер прямо на борту вертолета, находясь до самой последней секунды в сознании. А я все думал – кто такая Венера? Это девушка Ящера? Или сестра? Знакомая? Кто она такая? Что он хотел сказать? Или что-то передать ей… Наверное, я об этом уже никогда не узнаю.
* * *
«Здравствуйте, товарищ майор!
Надеюсь, вы меня узнали – это я, бывший сержант 411-ой группы капитана Яшина (Ящера) – Пикарский моя фамилия, помните? После того боя, под Зандак-Ара, где вы нас спасли, меня из армии списали по ранению. Я теперь техник-слесарь лыжной базы. Директор у нас нормальный мужик, не побоялся меня, инвалида, взять к себе на работу. Недавно была годовщина того боя, приезжали сюда ко мне наши ребята, мы помянули погибших. Даже не верится – 10 лет уже прошло! Плохо только, что нас осталось совсем немного. Так что не теряйтесь, пишите мне. Если будете в наших краях – милости прошу к нам в гости. Как раз – самый сезон. Природа у нас потрясающая. Будем живы – не помрем!
Ваш Пика».
Я еще и еще раз перечитывал это неказистое с орфографическими ошибками сообщение от Пикарского, похожее на наивное сочинение плохого школьника, на которое наткнулся, проверяя свою почту в «Одноклассниках».
«Надо же! Пика жив-здоров. Молодец! – подумал я – Хоть так устроился…» Я задумчиво
