на начальника станции. Совершить такое способен лишь страшный монстр. Наверняка среди опрошенных свидетелей найдутся те, кто будет утверждать, что лично видели, как я ем младенцев на ужин или же пью кровь девственниц, подстерегая их в темноте лестничных пролётов. Ублюдки. Нога впечаталась в мягкую обшивку стены. Где все они были, когда толстяк вместе со своими дружками убивали мою мать? Её крики слышала вся станция. Да, она была шлюхой, но она была моей матерью. Кто дал им право лишать её жизни? Твари! Наверняка сидели в своих блоках и боялись высунуть нос. А сейчас собрались здесь, обсуждают мой поступок, качают головой и требуют у головного искина выдать меня для расправы. Плевать. Теперь всё это для меня потеряло всякий смысл. Пока Мидлтон остаётся у руля, все жители станции будут дружно лизать его зад. А у меня нет никаких улик ни против него, ни против его прихлебателей. Да и кому нужен безродный сирота?
Теперь, после неудавшегося покушения, меня, скорее всего, приговорят к расщеплению. Как говорится, нет человека, нет проблемы. Что ж, я к этому готов и ни о чём не жалею. Хотя кого я обманываю? Будь у меня ещё один шанс напасть на Мидлтона, я бы непременно им воспользовался.
– Кью, ты здесь?
Горошина микрофона в ухе коротко завибрировала.
– Лекс, чего орёшь? Тут я, где ж мне ещё быть? Лежу в хранилище вещдоков, – отозвался мой искин.
– Кью, можешь меня вытащить? – без особой надежды спросил я.
– Если ты надеешься, что здесь на складе завалялось несколько боевых дройдов, над которыми я могу перехватить контроль, то спешу тебя огорчить, – отозвался искин. – Здесь лишь пара тонн наркоты, предназначенной на продажу.
– Да уж, обрадовал, – произнёс я.
– Лекс, хорошо хоть тебе хватило ума вшить меня внутрь медицинской капсулы, – отозвался Кью. – Сейчас копы потрошат твой жилой модуль.
– Кью, знали бы они, что всё моё имущество – это ты, они бы так не усердствовали.
– Согласен, Лекс, я, безусловно, твой самый ценный ресурс, а эти идиоты даже не распознали, что я внутри. Но прежде, чем меня убрали на стеллаж, я успел…
– Так, стоп! Значит, ты всё же сумел проникнуть в их базу? – уточнил я.
Искин замолчал, но спустя минуту отозвался.
– Лекс, у меня не хватает мощности бодаться с главным искином, и если ты думаешь, что я смогу открыть дверь или иным способом повлиять на твою судьбу, то мне придётся тебя расстроить. Модуль гермодверей управляется вручную. Хотя, подожди минутку, дай мне немного освоиться в их системе, – внезапно произнёс Кью.
– Что значит освоиться?
– Мешаешь, – недовольным голосом произнёс искин и отключился.
– Да твою ж!
Ожидание затянулось на десяток минут.
– Лекс… – Голос искина был виновато-испуганным.
– Кью, я слушаю.
– Лекс, пару минут назад головной искин вынес свой вердикт по твоему делу.
– Кью, не томи, – поторопил я искина.
– Тебя приговорили к расщеплению.
– Ну что же, это ожидаемо, – невесело отозвался я. – Надеюсь, после моей гибели ты сможешь устроить прощальный салют? – уточнил я.
– Если ты считаешь хорошей идеей перенаправление фекалий из канализационной системы в жилые модули, то я попробую решить эту задачу. Правда, боюсь, для этого мне может не хватить заряда батареи.
– Кью, не прибедняйся, неужели ты не способен на пакость? Ты же искусственный интеллект, неужели ты не можешь…
– Да всё я могу, дай мне парочку новых модулей, и я тут всех нагну, – огрызнулся искин. – Я ограничен в возможностях. И да, Лекс, если ты считаешь, что отключение видеокамер было хорошей идеей, то я с тобой не соглашусь. С вероятностью девяносто процентов, именно наша диверсия привела к тому, что головной искин посчитал необходимым направить дронов на патрулирование коридора, так что раскрытие наших криминальных замыслов было делом времени.
– Ладно, Кью, – отмахнулся я от товарища, – что там с моим приговором? Как скоро его приведут в исполнение?
– Если тебе так интересно, то тебя расщепят завтра утром.
– Вот же уроды, – выругался я.
– Лекс, не переживай, из тебя выйдет первоклассное азотсодержащее удобрение для тепличного комплекса.
– Кью, это ни хрена не смешно.
– Честно говоря, Лекс, максимум, на что хватит моей мощности, это на то, чтобы устроить небольшой взрыв на складе с наркотиками.
– Сработает система пожаротушения, а модуль будет изолирован, ты же знаешь, – прервал я искина.
– Угу, всё именно так, только, Лекс, я убеждён, что при таком раскладе, с вероятностью восемьдесят процентов, все наркотики окажутся уничтожены, – закончил Кью. – Ещё я могу влезть в электронную систему документооборота и покопаться в личном деле Мидлтона.
– Да толку нет, – буркнул я. – Кью, а доступа к личным делам осуждённых у тебя, часом, нет?
– Одну минуту, – отозвался искин. – Подключаюсь к системе.
– Ну, что там? – затаив дыхание уточнил я.
– Доступ ограничен, максимум, что я могу делать, это вносить мелкие коррективы в личные дела.
– Попробуй изменить мой приговор, – предложил я искину, впрочем, без особой на то надежды.
– Отказано, – невесело отозвался Кью. – Хотя, стоп, Лекс, у меня есть одна идея. Вечером… Ш-ш-ш-ш…
Шипение помех заставило меня вздрогнуть. Чёрт, похоже, копы включили глушилку.
– Кью! позвал я своего помощника.
Убедившись, что связь с искином потеряна, я устало вытянулся на металлическом полу. Сколько я уже сижу в камере? Час? Два? А сколько осталось до утра? Станция живёт по своему времени.
Твою ж! Я попытался достучаться до нейросети, но не преуспел. Проклятый ошейник. Я всего-то и хочу узнать, который час.
Ожидание угнетало. Но больше меня бесило отсутствие связи с искином. Кью явно что-то придумал. Узнай кто, что внутри медицинского модуля скрывается созданный мной искусственный интеллект, мне бы не поздоровилось.
Не имея друзей на станции, я вынужден был создать себе товарища своими руками. Теперь даже смешно вспомнить, как я перебирал груды разнообразного хлама в ремонтных ангарах в поисках необходимых деталей. Микросхемы, фрагменты списанного бортового оборудования. Мастера в ангаре только диву давались, что я, в отличие от своих сверстников, трачу время не на игры, а на загрузку новых баз данных в мою нейросеть. Спасибо сгинувшему в небытие отцу. Именно благодаря ему первым, что я получил, были навыки программиста. Мама как-то обмолвилась, что отец мог из груды бесполезного хлама собрать вполне рабочее оборудование. Правда, она так и не рассказала, почему с ним рассталась. Да и со временем меня это уже не интересовало.
Мне было лет семь, когда я впервые оказался на торговом пятаке. Сын шлюхи. Это был самый мягкий из эпитетов, которым меня награждали сверстники при встрече. Хлюпая разбитым носом, я прибежал к матери. Детская наивность, мог бы и раньше сообразить. Мама всегда уходила из отсека, стоило на станцию зайти очередному кораблю. Иногда она возвращалась со следами побоев, которые она маскировала под слоем крема. Яркая одежда и вызывающий макияж. В хорошие дни она приносила продукты.
Убедившись в бесполезности посещения школы, откуда я не приносил ничего,
