французский ресторан «Ля Фолим»[1]. Я очень долго провозилась, перемерила кучу нарядов и в конце концов остановилась на штанах цвета розового золота и черной шифоновой рубашке, слегка прозрачной.
В тридцать один год я уже задумывалась, не слишком ли открытую одежду я ношу для своего возраста, не сочтут ли это признаком отчаяния. Я ощупала свои формы, повторяя, как мантру: «Я отлично выгляжу, я отлично выгляжу». Даже определившись с нарядом, я продолжала суетиться. Сначала я надела рубашку навыпуск, как обычно, но что-то было не так. Попробовала ее заправить, но я терпеть не могу, когда чувствую себя скованно. В конце концов я расстегнула три нижние пуговички и завязала концы бантом. А шифон уже лип к телу. Мои волосы (в лучшем случае – пушистый каштановый колтун) с необычной скромностью были уложены набок с помощью золотой треугольной заколочки. Я придала коже бронзовый и персиковый оттенок, словно я драгоценный дар. Случайно поймав свое отражение в зеркале, я с трудом узнала себя и сдержала желание стереть с лица всю эту штукатурку. Может, это и к лучшему, что я себя тогда не узнала. То была новая я, чистый лист. Может, это и есть наряд, который я искала.
Я взяла такси до ресторана; щеки горели от стыда, так сильно я опаздывала. В какой-то момент я опустила стекло, чтобы немного остыть, и в нос ударил едкий запах. В этом районе города просто ужасно. Как же я забыла про духи? Дура. Вся надежда была на то, что в ресторане – первоклассный очиститель воздуха и в избытке ароматических свечей. Я подняла стекло, обмахиваясь сумочкой, но снова обо всем забыла, взглянув на часы. Первое впечатление очень важно. Хотя, пожалуй, мое опоздание сыграло свою роль: я так отчаянно спешила, что это отвлекало от мыслей, как у меня колотится сердце, и от нарастающей паники, вставшей комом в горле.
Я влетела в ресторан, не думая о том, как я выгляжу или догадаются ли остальные посетители, зачем я здесь. Арта я сразу приметила, он сидел за столиком в дальнем углу ресторана; на столе перед ним, прямо между столовых приборов, лежало кожаное портфолио, словно Арт им собирался отужинать. Тисненый бронзовый анкх[2] и буквы «И. Г.» на обложке сверкали в свете свечей.
Я ловко огибала столики, занятые друзьями и любовниками, что льнули друг к другу, обнажая зубы и проливая вино, и наконец добралась до нашего. Увидев меня, Арт подскочил, пальцы на правой руке у него слегка дрожали, и он накрыл левой рукой правую.
– Прости, Артур, я…
Он не дал мне договорить, заключив в объятия.
– Не волнуйся, ты прекрасно выглядишь.
Я обняла его за плечи, согнувшись, и мои руки повисли, как у марионетки. Я понимала, что я немного выше ростом, и локти неловко болтались, пытаясь отыскать место, где им удобно, но нащупывая лишь пустоту. Наконец я положила руки ему на лопатки, остро сознавая, что они будто веером легли ему на спину.
Мы сели, и я увидела перед собой бокал красного вина. Я взяла его за ножку и немного отпила, от сухой и мшистой текстуры вина вязало во рту. Арт тоже поднял бокал и романтично потягивал из него, не спуская с меня глаз. Он был подстрижен куда короче, чем тогда, в зале ожидания, где я наблюдала за ним. В тот раз у него уже намечалась бородка, а теперь он был так чисто выбрит, что подбородок и щеки казались фарфоровыми. А он не разобьется, если я прикоснусь к нему? Может, всё развалится? Как только я села, он схватил меня за руку и крепко сжал её. Ладонь у него была сухая и податливая, совсем не похожа на фарфор.
Нет, ничего не развалится. Уж я об этом позабочусь.
И тут случилось страшное. Я только пришла, а сказать было уже нечего. Язык впустую ворочался во рту, будто что-то искал – что угодно, лишь бы заполнить разверзшуюся пропасть, пока еще не поздно. Я совершенно и бесповоротно впала в ступор. Глаза у Арта были большие, и под его обезоруживающим взглядом я только о том и думала, какая у него бледная кожа, даже бледнее моей, и какие на ощупь его волосы. Колючие, наверное, как щетина. Уж точно не мягкие. Так прошло несколько секунд или, может, минут – но по ощущениям, пролетели годы, а я все никак не могла приземлиться.
Арт улыбнулся, обнажив ровные белые зубы с небольшой щербинкой между резцами размером с ребро копеечной монетки. «Я это предусмотрел». Он запустил руку под стул и, поднявшись, экстравагантным жестом протянул руку вверх, медленно опустив на голову миниатюрный желтый праздничный колпак с пушистыми флуоресцентными помпонами.
– С днем первого свидания! – пропел он, торжественно раскинув руки.
Я рассмеялась, и бордовые капельки брызнули у меня изо рта, который я тут же прикрыла руками, будто его и нету вовсе. Арт достал из-под стула вторую шляпу, на этот раз в форме лодочки с длинными кистями вроде лошадиных хвостов на обоих концах. Он сунул шляпу мне в руки.
– Я подумал, это разрядит обстановку. Подыграешь?
Ужаснувшись, я растерянно взяла ее за кисточку. В ресторане все и так уже, наверное, пялятся.
– Я…
– Не бойся, надевай!
В итоге я надела шляпу не потому, что хотела, а потому что так мы могли сойти за настоящую пару, которая празднует день рождения или годовщину. И другие посетители будут шептаться: «Они, наверное, давно знакомы. Иначе они бы так не выпендривались, да?» Я тоже улыбнулась Арту, как будто это все – ради него, и только малая толика смущения сквозила в моей улыбке. И знаете что? Как только я натянула эту шляпку, что-то изменилось. Я даже перестала следить за чужими взглядами, и эта возмутительная шалость затмила нашу с Артом смутную предысторию. Мы в хорошем смысле отгородились ото всех остальных. Стали той самой шумной парочкой, которую все старательно игнорировали. Гениально. Так у нас появилась первая смешная история. Помнишь те шляпки, милый? Расскажи им про шляпки!
Арт отодвинул портфолио на край стола, не открывая, так что свое я решила даже не доставать. Все вдруг встало на свои места, и мы весь вечер провели в одном ритме, рука об руку, не замечая течения времени. Он немного рассказал мне о своей семье в Висконсине и о том, как лет в двадцать переехал в Нью-Йорк, подальше от своих земляков. Он не вдавался в подробности, и когда я стала расспрашивать, он просто покачал головой и отпил из бокала. Не то чтобы Арт избегал разговоров, но, как я поняла, он считал
