укуса змеи, не в счет.
Посмотрев на руки, он довольно улыбнулся: особой волосатостью, порицаемой брахманами, боги его не отметили. Так что потомство будет что надо, а это самое главное в браке.
Меньше чем через год Винате исполнится пятнадцать, и по закону она сама сможет выбрать мужа. К этому времени нужно построить собственный дом рядом с хижиной матери. Иначе где он расстелет шкуру рыжего быка, посыпав ее ритуальной травой балбаджа, чтобы усесться с молодой женой для совместного принесения жертвы отцу всех богов Праджапати.
Мысленно гонд отправился в светлое будущее.
Скоро, совсем скоро на свадебной церемонии он возьмет Винату за руку и поведет вокруг статуи бога Агни, дарующего молодоженам надежный, крепкий союз. Отец невесты намажет им лоб ладанным маслом, после чего они возьмутся за руки и взойдут на каменный жернов, покрытый горками риса. Сделают семь шажков, произнося молитву в честь бога Вишну, а жрец окропит невесту освященной водой.
Пусть обряд пройдет согласно обычаям вишнуитов, а не джайнов, ради Винаты он готов на все. Даже пойти в обучение к брахману, чтобы получить священный шнур и стать «дваждырожденным».
«Ну и что, что переросток!»
Влюбленный в запальчивости отметал одно препятствие за другим, ему казалось, что все преодолимо. Вдруг он погрустнел – никто не возьмет в ученики шудру. Что же делать? Можно стать царским слугой, например, вступить в гильдию строителей колесниц. У него будет высокое положение в обществе, но семье придется скитаться вместе с армейским обозом.
«Нет, такая жизнь не для Винаты!»
Или бродячим бардом, они тоже пользуются уважением. Так боги не наградили его ни слухом, ни сильным голосом!
Гонд взял себя в руки.
«Ай, да ладно, как-нибудь устроится», – подумал он отчаянно и снова размечтался…
Три вечера подряд после свадьбы они будут любоваться на Полярную звезду, не позволяя себе никаких вольностей, чтобы в их сердцах укрепилась взаимная верность, а демоны покинули жилище влюбленных, не причинив вреда.
Наконец на четвертую ночь супруги приступят к обряду гарбхадханы – правильного зачатия. Прежде чем возлечь с молодой женой, он капнет ей в ноздрю сок баньянового дерева и предложит миску простокваши, куда предварительно бросит пару бобов и ячменное зерно – тогда их первенцем станет мальчик. Обязательно помолится богу Пушану, чтобы извержение семени привело к зачатию. Вината умастит ему глаза благовонием, а затем…
Тут гонд очнулся от приятных мыслей и насторожился. Среди пения птиц и шелеста листвы появились посторонние звуки. О Савитар, животворная сила солнца, спаси и сохрани! Неужели я потревожил якш? По спине, несмотря на жару, пробежал холодок. Прислушавшись, он отчетливо различил скрип колес, топот ног, всхрапывания лошадей. А еще приглушенные голоса… Нет, это звуки из мира живых. Значит, где-то впереди пролегает лесная тропа.
Закинув торбу за спину, он осторожно двинулся на шум. Крадучись добрался до упавшего ствола талипата, поросшего мхом и крошечными орхидеями. Прячась за него, уставился в просвет между листьями папоротника.
По дороге друг за другом брели оборванные грязные люди с колодками на шее. Конвоиры лениво развалились в седлах: одни обмотали голову и лицо платком, чтобы защититься от мошкары, другие – в войлочных колпаках с башлыком – обмахивались ветками.
Так и есть – ассакены! Сразу видно по вооружению и доспехам: кожаные штаны, кафтан с нашитыми спереди бронзовыми бляхами, пика, за спиной маленький круглый щит, у пояса деревянный колчан.
Изнемогающие от палящего солнца кони с жадностью косились на сочную траву в шаге от тропы. Изредка то один, то другой всадник натягивал узду, тогда бронзовые псалии еле слышно позвякивали.
Внезапно раздался гортанный крик.
Рабы, успевшие за долгий путь выучить команды ассакенов, тут же с облегчением опустились на землю. Девушка, еще совсем подросток, в одной набедренной повязке и с бурдюком в руках, заспешила по тропе. На ее спине краснели рубцы от свежих ударов плетью. Испуганно косясь на конвоиров, она подходила к каждому из пленников по очереди, давая выпить несколько глотков воды. Другая рабыня – немолодая, с большой обвислой грудью – повторила путь первой, раздавая несчастным бананы.
Гонд бросился на землю, опасаясь, что его заметят воины, но потом осторожно выглянул из-за талипата. В нескольких шагах от него на земле сидел мужчина.
Раб устало свесил голову, насколько позволяли колодки, при этом черные волосы спутанными волнистыми прядями закрывали лицо. Поражала его худоба: выступающие ребра казались прутьями корзины. Он то и дело хлопал себя по плечам и бедрам, прогоняя назойливую мошкару.
Гонд вынул из котомки ячменную лепешку. Затем медленно двинулся вдоль ствола, стараясь производить как можно меньше шума.
– Эй, – тихо позвал он мужчину.
Тот вздрогнул, поднял голову и замер, не решаясь смотреть по сторонам.
– Не оборачивайся, просто протяни руку к папоротнику.
Раб не шевелился.
Гонд от досады закусил губу: что – вот так все бросить и уйти? Если не понимает язык гонди, обращаться к нему на пайшачи не имеет смысла. Он лихорадочно думал. Кожа у пленника светлая, значит, явно не наг[17]. Но точно не арий – ария рабом никто не сделает. Может, яван[18]?
Тогда он повторил по-гречески: в Бхарукачче, куда часто заходили корабли эллинов, все плотники знали этот язык.
Раб медленно провел рукой по земле в сторону зелени.
«Ага, все-таки яван!»
Отломив от лепешки кусок, гонд осторожно вложил его в протянутую ладонь. Мужчина молниеносно сунул хлеб в рот. Остальные куски съел так же быстро.
Разговаривали шепотом.
– Откуда вы идете?
– Из Шурпараки.
– Как тебя схватили?
– Я матрос с греческого корабля. Плыли из Барбарикона в Музирис[19]. В Шурпараке капитан решил запастись свежей питьевой водой. Только пришвартовались, как в порт ворвалась банда ассакенов… Откуда взялись, никто не понял. Наверное, обошли посты андхров[20] через джунгли… Не успевшие отчалить корабли они сожгли, матросов заставили погрузить мешки с бирюзой и лазуритом на телеги… Всех погнали в Бхарукаччу.
– Как тебя зовут?
– Иешуа. А тебя?
– Бхимадаса. Ты яван?
– Нет, иудей.
– Плохо дело. Бхарукачча – крупный порт, там всегда требуются гребцы… Но они долго не живут.
Сквозь листву гонд видел, как раб перестал жевать и снова понурил голову. Тогда он азартно спросил:
– Сбежать сможешь?
– Как? В колодках…
Внезапно рядом послышался злой хриплый голос. Одноглазый ассакен, заметив, что сидящий возле упавшего дерева раб что-то бормочет, решил проверить, не спятил ли тот по дороге. Подойдя вплотную к иудею, он наклонился, вглядываясь в лицо.
Пленник смотрел исподлобья. Прорычав степное ругательство, воин замахнулся камчой, но вдруг передумал и опустил руку. Он удивленно таращился на раба единственным глазом, не понимая, отчего вдруг прошла злость, а потом начал озираться по сторонам, словно ища поддержки у товарищей.
И тут заметил гонда. От буравящего волчьего взгляда Бхимадаса похолодел. Он не стал дожидаться, когда его поднимут на пики, и бросился прочь. Несколько пущенных наугад стрел
