раннюю смерть. Между французским и германским в романах Вольфрама фон Эшенбаха намечается скрытый, но тем более напряженный конфликт. «Книги на французском для меня невразумительны», — с раздражением высказывается Шионатуландер о письменах, действительно грозящих ему гибелью. С явной неприязнью говорит о француженке Анфлизе Херцелейда, и это не просто ревность к прежней возлюбленной Гамурета; слишком назойливо подчеркивает Херцелейда, что Анфлиза — француженка: «Француженки Анфлизы остерегаюсь... Лишь бы только мне француженка Анфлиза не мстила!» Но романское имя Шуазиана увенчивается германским именем Сигуны:
Ее мать Шуазиана
была призвана Богом,
чтобы Бог явил искусство
и мудрость в совершенстве строгом;
Шуазианы солнечное сиянье
у дочери Киота,
Сигуны, чье восхищает обаянье.
Среди немецких имен, связанных с Граалем, не последнее место занимает имя самого Вольфрама фон Эшенбаха. Карл Зимрок называет его самым немецким из всех немецких поэтов, и это утверждение не приходится оспаривать. Литературная судьба Вольфрама фон Эшенбаха во многом обусловлена борьбой между империей и папством, в течение нескольких столетий определявшей историю христианского Запада. В специфически итальянском преломлении то была борьба гвельфов и гибеллинов, жертвой, героем и певцом которой был Данте Алигьери. Зимрок полагает, что империя проиграла войну с иерархией, как он выражается, и потому над германским гением восторжествовал романский гений. Вообще, в германском литературоведении наблюдается тенденция видеть в Данте и Вольфраме соперников. Оба поэта, действительно, соизмеримы в своей значительности, но каждый из них слишком своеобразен для соперничества с другим, не говоря уже о том, что поэма Данте завершена примерно на сто лет позже «Парсифаля» и «Титуреля», да и само знакомство Данте с немецкими романами маловероятно, хотя он, по всей вероятности, был знаком с традициями Грааля или даже посвящен в них. Так или иначе, торжество романского начала в духовной жизни христианского Запада обрекло романы Вольфрама фон Эшенбаха на забвение тремя-четырьмя столетиями спустя после их завершения («Парсифаль» завершен около 1210 г.), к тому же немецкий язык настолько изменился под влиянием Библии, переведенной Лютером на язык, уже близкий к современному, что поэзия предшествующей эпохи тоже стала нуждаться в переводе на этот язык, а такие переводы были предприняты только в XIX в. в духе немецкого романтизма, чьи заветы, чаяния и начинания многое определили в исследованиях и в переводах Карла Зимрока.
Вольфрам фон Эшенбах родился во второй половине XII в., около 1170 г. В романе «Парсифаль» он причисляет себя к баварцам, и, возможно, родовым гнездом его предков был замок Эшенбах, неподалеку от Ансбаха. Герб Эшенбаха — два белых ножа на красном поле. Вольфрам фон Эшенбах происходил из старинного рыцарского, хотя и обедневшего рода. Поэтому он всегда именуется господин («Herr»). Еще одна особенность говорит о своеобразном аристократизме Вольфрама. В отличие от других миннезингеров, он никогда не воспевает князей, как будто не нуждается в их милостях. Предполагается, что Вольфрам фон Эшенбах состоял в браке, так как только отец семейства мог оплакать женщину, умершую родами, такой строфой:
Шуазиана родила;
дитя хулить негоже,
но от такого домочадца
избави меня Боже;
когда невозможно избежать расплаты,
не пожелает сердце
жестокой в будущем утраты.
Как раз в «Титуреле» неподдельно звучит детский голос:
«Отец, — дитя сказало, —
когда к моей тете
меня с моими куклами
вы отвезете,
на дальнюю дорогу мне роптать негоже;
рыцари, чтобы служить мне,
там найдутся тоже».
Это говорит уже знатная наследница, прирожденная государыня, но и в разговоре с возлюбленным она упоминает своих кукол:
Может быть, любовь с моими куклами в обнимку?
Или дикая любовь
обречена все же на поимку?
Провансальские трубадуры воспевали в своих альбах беззаконную любовь, мистический адюльтер, не считая супружескую любовь поэтической темой, возможно, под влиянием альбигойцев-катаров, осуждавших брак, так как в браке родятся дети, а дитя — темница для человеческой души, для искры Божией, рвущейся к Божественному свету, откуда она происходит. В этом глубокий разлад между южанами-трубадурами и северными рыцарями, слагавшими романы как на французском, так и на немецком языке. Северяне, во многом опирающиеся на искусство трубадуров, иногда откровенно подражающие им, воспевают брак, на чем сплошь и рядом строятся их романы. Уже в «Клижесе» Кретьена де Труа Фенисса говорит:
Судьба Изольды мне претит,
Напоминать Изольду — стыд,
Двоим она принадлежала,
Тристана сердцем ублажала,
А телом сладостным своим
Служила все-таки двоим.
(Перевод В. Микушевича)
Вольфрам фон Эшенбах тоже сложил «Утреннюю песню», не уступающую провансальским альбам, а может быть, и превосходящую их в прославлении разнузданной, далеко не супружеской чувственности. Но романы Вольфрама фон Эшенбаха посвящены браку даже при некоторых отступлениях от единобрачия, как в случае с Гамуретом, супругом Белаканы и Херцелейды: поэзия собственных имен не может не сочетаться с мистическим родословием.
Поэт-рыцарь Вольфрам фон Эшенбах, несомненно, относится к миннезингерам, то есть к певцам любви, но его монументальные романы рассчитаны отнюдь не на пение, а на произнесение вслух, при котором слушатель проходит инициацию, посвящение, как это было при сказывании волшебных сказок, предвосхищающих романы своей магической функцией. Сказку следовало разгадывать, романы предлагалось переживать, соучаствовать в них, осваивая, усваивая тайну Грааля. Романы Вольфрама фон Эшенбаха предназначены для имеющих уши. В них нужно вслушиваться, а не вчитываться, в этом отличие их от последующих романов, предвосхищенных ими и тоже сулящих Грааль, иной раз уже не подозревая об этом: роман все равно пишется в поисках Грааля, такова природа этого жанра. Но Вольфрам фон Эшенбах пока еще не пишет, он заклинает, внушает, накликает, даже если роман при этом записывается, так сказать, для памяти: в наших интересах. В романе Томаса Манна «Волшебная гора», герой которого Ганс Касторп уподобляется Парсифалю нового времени, а сама волшебная гора — подобие Монсальвеша-Монсальвата, один из наставников Ганса Касторпа, апологет романско-готической традиции Лео Нафта прямо заявляет, что величайший поэт Средневековья Вольфрам фон Эшенбах был неграмотным. В то же время один только роман «Парсифаль» насчитывает больше двадцати пяти тысяч стихотворных срок, не говоря уже о сложнейшей композиции при множестве персонажей. Осведомленность Вольфрама фон Эшенбаха в истории, в алхимии, в других тайных науках (слово «эрудиция» с ним все же как-то не вяжется) тоже по-своему соперничает с эрудицией Данте, хотя и существенно от нее отличается.
