Старухи гадали, чтобы узнать судьбу пропавшей. Сказали, что её убила зубастая смерть. И следов не оставила, крови на траве нет. А это — беда. Раз зверь-чародей попробовал человеческого мяса, он будет приходить раз за разом. Станет таскать детей, душить женщин. Ещё немного и вопрётся в селение. Как его избыть — неведомо, потому что охотников он чует, даже если в селении останется один или два человека. К тому же, если делить охотничью ватагу, она останется без добычи. Это уже мужское колдовство. С какой стороны ни посмотри, всё неладно.
Пантих стоял как неживой, ожидая, когда глава народа дойдёт до него, ведь не просто так Тамма позвала его к себе. Догадаться, что она скажет, было нетрудно, но следовало услышать настоящее слово, а не свои догадки, которые немного стоят.
Дошла очередь и до Пантиха.
— Ты силён, у тебя есть нож и копьё, которые ты сам изготовил. Тебе давно пора ходить с охотниками, но я просила Хорроя, чтобы тебя не допускали к посвящению и не брали в походы. Согласно всеобщему закону, ты остаёшься ребёнком. Зубастый чародей не чует твою силу и не станет скрываться от тебя. А ты, мальчик Пантих, встанешь на его пути и поступишь с ним так, как должен поступить охотник.
Пантих едва не задохнулся при этих словах. Значит, не было никакой несправедливости, старшие знали, что делали, когда не допускали его к посвящению в охотники и не брали в походы. Не потому что он хуже всех, а потому, что лучше. Хоррой и Тамма вместе решили, что из всех парней именно Пантих достойнее справится с неведомым убийцей. А уж он постарается не оплошать. Знать бы только, где прячется людоед.
— Женщины пойдут сегодня на реку возле песчаной косы, — продолжала Тамма, — а дети, те, что постарше, отправятся на бугор, что рядом с косой, выкуривать из нор еврашек. Ты должен, ничем не занимаясь, болтаться поблизости, чтобы в случае тревоги успеть и туда, и туда. Но главное, помни, ты не охотник, а мальчишка, самовольно удравший от товарищей и вздумавший шататься, где ни попадя. Женщины и подростки будут держаться кучно, а ты сам по себе, поэтому зверь должен напасть именно на тебя.
— Я понял, — наконец произнёс Пантих.
— Коли так, то дуй за копьём и нож не забудь. И покличь сюда, кто из мальчишек пацанвой командует. Буду их строжить. Кстати, тебя они слушать не будут, ты для них не пойми кто — полустарок.
Засидевшаяся в домах ребятня дружно направилась к изрытому норами бугру. С собой тащили пару охапок хвороста и тонкие пички — колоть еврашек, которые будут спасаться от едучего дыма. Дров было немного, поэтому в основном драли бурьян. Вот уж от чего дым, так дым! Заправляли охотой трое ребят постарше, а две девочки строго следили, чтобы никто из малышни не вздумал отойти в сторону, где трава погуще. Давно известно, зверь не любит нападать на стайку, хоть детей, хоть птиц. В крайнем случае, зарычит, распугает и будет хватать одиночек.
Пантих сидел в сторонке, олицетворяя собой одиночку, ковырял землю тупым концом копья, словно это простая палка. На бугор, где возились дети, он лишь изредка поглядывал, там зубастый чародей подкрадываться не станет, подойдёт в открытую, начнёт пугать. Какой он ни будь колдун, прежде всего он зверь, и вести себя будет, как любой хищник.
Впереди изгибалась река. Сюда на отмель пришли женщины. Разделись, зашли в воду. Ловить раков и собирать беззубок — занятие детское, но с приходом осени вода выстыла, а детей простужать не следует.
Сетки с ракушками женщины выносили на берег. Именно там, на вышедшую из воды одиночку может наброситься дикий Обжора. Туда же, не отводя глаз, смотрел Пантих.
Эльна чаще других выходила на берег с сетками, в которых чернели беззубки или трудно шевелились раки. Каждый раз при виде её обнажённого тела сердце Пантиха начинало учащённо биться. Не слишком детское чувство, но и к охоте оно не имеет отношения и вряд ли вспугнёт чародея.
Девушки, в отличие от охотников, не проходят никакого посвящения Просто старухи, наблюдающие за семейными праздниками, да и все люди, видят, что вчерашняя девочка выросла и созрела для взрослой жизни. Осенью, когда закончена загонная охота, и люди досыта едят мясо, в селении начинаются свадьбы, и подросшие девушки становятся в круг невест. Выбирают зазнобушек парни, но у девушек всегда есть возможность отказать нелюбимому жениху.
Прошёл бы Пантих посвящение в мужчины, то поздней осенью он бы сватался к Эльне, но пока остаётся ждать и надеяться, что никто не уведёт твою судьбу.
Ликующие крики юных добытчиков доносились смутно, словно уши Пантиха заложило клочками шерсти. Негромкие переговоры женщин и вовсе не долетали слуха. Дурной мальчишка в такой непроницаемой тишине и вовсе начал бы клевать носом. Пантих добросовестно носом клевал, но сам удвоил осторожность. Просто так глухая тишина по утрам не бывает. Честный зверь, выходя на охоту, сотрясает окрестности рыком, чтобы вспугнуть пасущееся стадо, отбить в сторону слабых, а потом именно их, испуганных и беззащитных задрать на обед. А исполненный волшебства людоед, крадётся в тишине, которая закладывает уши и усыпляет сторожей.
Но сейчас нет никого, ни рядом, ни вдалеке.
Потом громовое рычание падает словно из ниоткуда на пустой берег, усыпанный иссохшими ракушками, и там, где только что не было ничего, объявляется хищная бестия, ростом с крупного медведя, покрытая лохмами смоляной шерсти. Широкие лапы с когтями вдвое против медвежьих, Хвост, какого у медведя не бывает, густо-мохнатый, и пасть, не особо большая, но с такими клыками, что не снились никому в окрестных лесах.
Жирный Обжора, о котором только сказки рассказывают, великанская росомаха, обычной втрое превосходней, да ещё исполненная колдовской силы. Такая зверюга может загрызть медведя, завалить взрослого лося, а одинокий человек перед ней, что болотная лягуха перед цаплей. И всё же, мальчик Пантих прыгнул, мгновенно вспомнив, что не мальчик он, а охотник, и в руках у него не пустая палка, а копьё. Отполированный до полупрозрачности наконечник вошёл в косматый бок и обломился там, где не выдержала берестяная обвязка. Жирный Обжора захрипел сорванным истошным звуком, но бросок не остановил. Оскаленная пасть ткнулась в обнажённый бок Эльны. Раздался чмокающий звук, брызнула кровь.
