слабые, не верят вообще ни во что, кроме самих себя. Олюшка тоже ехать не хотела. А вернее всего, не хотела рано вставать. Так-то от молитв ей было ни холодно ни жарко. Дома её в церковь не водили, но тут в лагере это была обязательная поездка каждое воскресное утро. Впрочем больше в село Олюшка не ездила, когда в следующее воскресенье наставница пришла её будить, девочка просто отказалась вставать. И как Вера Сергеевна её не уговаривала, Олюшка не соглашалась. Наставнице надоело стоять над душой девчонки и она сдалась. Отправилась будить других неудачниц. А через неделю, никто из их группы вообще не поехал.
- Ну и ладно, - сказала Вера Сергеевна на их демарш, - Мне же лучше, тоже высплюсь, - и закрыла эту тему.
За отцом Иннокентием поторапливался церковный служка. Низенький и полненький, как колобок. А за служкой из домика потянулись и другие селяне. Женщины и девушки вытирали слёзы, а мужики сурово молчали. Только иногда кто-нибудь вздыхал.
- Кто ж нас теперь лечить-то будет? Неужто в город ездить? А скорая, а неотложка?
- Да-а. Бабка Меланья от всех хворей спасала. Никаких скорых не надо было. Что людей, что скотину.
- Сильная лекарка была. Ох, грехи наши тяжкие. Как быть-то? У меня Зорька вот-вот отелиться должна.
Слушая эти разговоры, девочка непонимающе смотрела в открытую дверь домика.
- А Степан-то, где? - послышалось из далека.
- Дак, того...мерки с горемычной снимает. Посторонись-ка дивчина. Ух, какая чумазая. Вишь беда какая, померла наша Меланья-то, - проворчал здоровенный, как медведь мужик, отодвигая в сторону, Олюшку.
Девочка посторонилась, но осталась стоять на месте, ожидая пока селяне не отойдут подальше. Убедившись, что никого поблизости нет, она с любопытством заглянула в домик. В большой и совершенно пустой комнате, какой-то мужчина с рулеткой в руках, крутился вокруг стола на котором лежала не шевелясь, бабушка Меланья. Мужик мельком глянув на девчонку, понажимал, что-то на планшете и махнув рукой, отправился на выход. Олюшка проводив его взглядом, отвернулась и посмотрела на бабушку. Сухонькое тельце лежало на столе, укрытое белой простынкой. Черты лица заострились до неузнаваемости. Олюшка содрогнулась от непонятного чувства. Она впервые видела мёртвое тело, однако большого страха не испытывала. Наоборот, она жалела бабушку. Не вполне понимая, что делает, девочка подошла к столу, придерживая затихшую Фею одной ручкой, другой она погладила бабушку по седым прядям, выбившимся из-под плотно повязанного платка. Внезапно, волосы начали темнеть, Олюшка пискнула и вылетела из домика, во весь дух припустив по тропинке в лагерь.
Через двадцать минут, она уже стояла в воротах лагеря и мама держа в одной руке чемоданчик с её вещами, другой, белым платочком оттирала с Олюшкиного лица коричневато-чёрные разводы.
- Где ж ты так извозиться-то успела, неслух? - ворчала мама, а папа улыбаясь перехватил у жены чемоданчик и открыл багажник, совсем не старой ещё "Лады".
- Мальчишки Фею в овраг бросили, а я её спасала! - запыхавшись отвечала "неслух".
- Что за Фея? - спросил папа.
- Вот, - Олюшка ткнула ему под нос котёнком, - Я её нашла, а Вера Сергеевна с Катькой её отмыли и полечили. Ну и я тоже...правда красивая? - папа взял котёнка на руки.
- Ещё какая! Только совершенно дикая. Вон, шипит и коготочки показывает.
- Вик, - мама продолжая отмывать дочку, глянула на котёнка и с сомнением покачала головой, - Я ни разу не зоолог, но мне кажется, что это не совсем котёнок. Вернее совсем не.
- Ах, Вика. Брось. Дома разберёмся. Поедемте уже, - папа подхватил на руки ребёнка и усадил на заднее, специальное сидение для детей. Затем, галантно открыл маме переднюю дверь автомобиля. Уселся сам и завёл двигатель, - Не забудь дорогая, у нас ещё вечером две плановые операции и ночью дежурство на скорой.
Супруга тяжело вздохнула.
- Надо срочно искать няньку Олюшке.
- Мам, - возмутилась дочка, - Я уже большая. Мне уже шесть лет, сама справлюсь.
Мама опять, молча вздохнула. В эту осень, дочка идёт в подготовительный класс школы. Кто её отведёт? Кто её заберёт? Нет, однозначно нужна если не нянька, то домработница - точно.
Через несколько минут, машина скрылась за поворотом лесной дороги.
Плещеевка. Два часа спустя.
Отец Иннокентий обедать изволил в доме деревенского старосты. Не торопясь, ложка за ложкой отправляя в рот наваристый куриный бульон, размышлял отче о делах житейских. В дверях трапезной, появилась старостиха, неся кастрюлю паровых котлет с вареной картошкой. Иннокентий мучался желудком. В век, когда язва была побеждена, старообрядец и консерватор, он категорически отвергал всю эту "бесовскую химию", предпочитая древних травников маразматиков и их продукты, которые ни хрена не помогали.
В нулевых годах 21-го столетия, церковь наконец-то пришла к согласию. И теперь наравне с никонианскими, отправлялись и старообрядческие службы. Всего-то разница: никониане крестились щепотью, а старообрядцы - двумя перстами. А ещё старообрядцы старались не бухать и не курить. Правда не у всех это получалось. Строгие правила канули в Лету ещё в середине века 20-го. Большинство уже и морды брили и дымили как паровозы, а насчёт бухла...Ну какая тут русская душа выдержит, коль в самом простом сельпо, на окраине имперской задницы, такое изобилие различных наименований? Что своих, что импортных!
Отче же Иннокентий, пока держался, хотя нет-нет, да и проскальзывала мысль, попробовать таки сесть на эти бесовские таблетки. Авось бог не выдаст? Ведь уже и вкус свинки забыл, жаренной в кисло-сладком остром соусе!
- Отче! Батюшка! - раздались крики со двора, - Беда, святой отец!
- Ну, чё там ещё? - буркнул Иннокентий отбрасывая ложку. В трапезную ввалился испуганный деревенский столяр Степан.
- Батюшка! Там того!..Этого!..
- Чего того? - разозлился голодный поп.
- Меланья! Она того!.. Исчезла!
- Ну и чего орать? - успокоился святой отец, вновь беря ложку в руку, - Может она с каким городским сбежала? Вон из лагеря многие тут ошивались. Или купчина какой, заезжий увёз? Дело-то молодое. Чем тут разоряться, шёл бы ты сын мой к городовому. Чай пост его недалече отсюдова.
- Батюшка, - задрожал всем телом Степан,
