и мрачно посмотрел на маленького страхового агента.
Мистер Смит простительно улыбнулся.
— Надеюсь, вы не считаете, что я лезу не в свое дело, но разве вы не видите, что это часть моей работы, часть моего долга перед моей компанией — раскрыть это преступление, если получится?
— Вот как? Вы страховали старика?
— Нет, только молодого Уолтера. Но возникает вопрос — виновен ли в убийстве Уолтер Перри? Если да, я оказал бы медвежью услугу своему работодателю, если бы попытался продлить полис Уолтеру. Если он невиновен, и я не напомню ему, что его полис скоро утратит силу, то я окажу плохую услугу клиенту. Надеюсь, вы понимаете, что мое любопытство не простое, э-э, любопытство.
Шериф хмыкнул.
— Так была угроза или предостережение? — спросил мистер Смит.
— Да, — глубоко вздохнул шериф. — Три дня назад ему пришло письмо, сообщающее, что его убьют, если он не возместит убытки всем людям, у которых он украл — «спиратил», кажется, это так называют — песни. Он ведь был издателем песен.
— Я помню, как его племянник упомянул об этом. «Уистлер и Компания», не так ли? А кто такой мистер Уистлер?
— Его не существует, — ответил шериф. — Это долго… Ладно, я расскажу вам. Карлос Перри выступал в водевиле с художественным свистом. Еще тогда, когда водевиль был. Когда он взял на работу девушку-помощницу, он стал называть себя «Уистлером[3] и Компанией», вместо того, чтобы использовать свое имя. Ясно?
— А затем он занялся изданием песен и использовал то же имя для названия компании. Понимаю. Он на самом деле обманывал своих клиентов?
— Похоже, что да, — сказал шериф. — Он сам написал пару песен, которые имели успех, и использовал заработанные деньги, чтобы посвятить себя издательству. И я предполагаю, что дела свои он вел нечестно. Ему предъявляли иск примерно дюжину раз, но обычно он выходил победителем и продолжал заниматься старым. Денег у него было много. Не сказал бы, что он был миллионером, но, во всяком случае, он был им наполовину. Итак, три дня назад пришло это письмо с угрозами, и он показал его нам и потребовал защиты. Я сказал ему, что мы попытаемся выяснить, кто послал письмо, но округ не может позволить себе назначить ему постоянную охрану, и если он этого хочет, ему придется нанять ее самому. Поэтому он отправился в город и нанял двух человек из агентства.
— Уважаемого?
— Да, «Интернационала». Они прислали Краусса и Робертса, двоих из своих лучших людей.
Рука шерифа стукнула по клавиатуре, попытавшись сыграть аккорд. У нее не получилось. Мистер Смит слегка вздрогнул.
— Прошлой ночью, — продолжил шериф, — здесь никого не было, кроме хозяина — я имею в виду Карлоса Перри — и двух сыщиков. Уолтер ночевал в городе. По его словам, он ходил на спектакль и остановился в отеле. Мы проверили. Он действительно был на спектакле, но мы не можем доказать, что он оставался в своей комнате или что он этого не сделал. Зарегистрировался около полуночи и попросил разбудить его в восемь. Он легко мог прибыть сюда и вернуться. А слуги… я уже сказал, что экономка уволилась, а новую еще не наняли. Так получились, что остальные трое тоже отсутствовали. У кухарки болеет мать; она все еще не вернулась. У садовника был выходной; он, как обычно, провел его со своей сестрой и ее мужем в Дартауне. Другой парень, тренер лошадей, или конюх, или как там он еще называется, наступил на гвоздь и отправился в город к доктору. Он поехал на грузовике Перри, но машина сломалась. Он позвонил Перри, и тот сказал ему оставить грузовик в ночном авторемонте, переночевать в городе и забрать его утром. Итак, кроме лошадей и пары кошек, прошлой ночью здесь были только Перри и два частных детектива.
Мистер Смит серьезно кивнул.
— И коронер говорит, что убийство произошло около двух часов?
— Он говорит, что примерно в это время, и у него есть причины так считать. Перри лег спать около полуночи, и, прежде чем уйти в свою комнату, он перекусил. Один из детективов, Робертс, был с ним на кухне и может рассказать, что и когда он ел. Полагаю, вы знаете, что коронер может определить время смерти по тому, как переварилась пища. И…
— Да, конечно, — сказал мистер Смит.
— Давайте поднимемся на крышу, — предложил шериф. — Мне проще показать вам все остальное, чем рассказать.
Он встал со скамейки для пианино и направился к лестнице, мистер Смит следовал за ним, как очень маленький хвост за очень большой кометой. Шериф говорил через плечо:
— Итак, в полночь Перри идет спать. Двое сыщиков тщательно осматривают этот дом, внутри и снаружи. Тогда здесь никого не было. Они могут поклясться в этом, и, как я уже сказал, они мастера в своем деле.
— И, — весело сказал мистер Смит, — если кто-то и скрывался в доме в полночь, это не мог быть Уолтер Перри. Вы подтвердили, что в полночь он зарегистрировался в отеле.
— Да, — прорычал шериф. — Только вокруг никого не было. Робертс и Краусс говорят, что они сдадут свои лицензии, если это было не так. Они поднялись на крышу, так как была лунная ночь, а это лучшее место для наблюдения. Сюда.
Они вылезли по лестнице из заднего коридора на втором этаже через открытый люк и теперь стояли на плоской крыше. Мистер Смит подошел к парапету.
Шериф Осберн махнул громадной рукой.
— Глядите, — сказал он, — вы можете видеть все направления почти на четверть мили. Тогда стоял лунный свет, может, недостаточно яркий, чтобы читать, потому что луна висела низко на небе, но оба сыщика находились на этой крыше примерно с полуночи до половины третьего. И они клянутся, что никто не пересекал ни одно из этих полей и не шел по дороге.
— Они вместе все это время сторожили?
— Да, — ответил шериф. — Они собирались дежурить по очереди, и первой была очередь Робертса, но на крыше было так приятно, что Краусс задержался поболтать с Робертсом вместо того, чтобы идти спать. И, хотя они не следили за всеми направлениями каждую секунду, любому понадобится время, чтобы пересечь это пространство, и они бы его увидели. Они говорят, что никто не мог пройти незаметно.
— А в два тридцать?
Шериф нахмурился.
— В два тридцать Краусс решил спуститься и вздремнуть. Он как раз пролезал через люк, когда позвонили — в смысле по телефону, а не в дверь. Телефон находится внизу, но наверху есть еще один, и они параллельны. Краусс не знал, брать
