Глава первая
Ничто в этот день не предвещало убийства. Был он унылый и серый, но теплый, и в цирке собралась приличная толпа. Мы неплохо выступили. Было пятнадцатое августа, четвертый день нашего пребывания в Эвансвилле, штат Индиана.
Около половины седьмого — мы как раз начали готовиться к вечернему представлению — полил дождь. Обычно для цирка шапито это катастрофа, но на сей раз никто особенно не расстроился. Вот уже несколько недель, пока мы колесили по южному Огайо и Кентукки, стояла отличная погода, мы работали каждый день и не могли пожаловаться на заработок. Для разнообразия вполне можно было один вечер устроить себе отдых.
Дядя Эм только открыл наш киоск с призовой игрой, и тут в сумерках упали первые крупные капли. Он запрокинул голову и посмотрел на небо. Несколько капель попали ему на лицо и, поблескивая, повисли там. Дядя снова закрыл киоск и широко улыбнулся.
— Ну, Эд, — сказал он, — похоже, у нас выходной.
— Может, дождь скоро закончится, — предположил я.
— Думаю, зарядил на всю ночь. Еще и ветер поднимется. Давай-ка веревкой привяжем.
Мы убрали бейсбольные мячи, деревянные бутылки из-под молока, две полки с призами и достали непромокаемые плащи. Я надел шляпу. Со своей дядя Эм вообще никогда не расстается, разве что когда спит. У него мягкая черная шляпа с широкими опущенными полями вроде той, которую носит Тень, но на этом сходство моего дядюшки с Тенью заканчивается: он низкорослый, весьма упитанный, у него веселое круглое лицо и не слишком аккуратные каштановые усы.
Мы достали веревку и привязали боковые стены нашего киоска к каркасу двойным рыбацким узлом. Дождь усилился. Повсюду на аллее работники цирка делали то же самое и снимали афиши. Мы также привязали палатку, в которой спали, к будке с нашим аттракционом.
К этому времени дождь поутих, превратившись в мелкую морось, но дядя Эм утверждал, что это он так нас дурачит.
— Сегодня открывать не будем. Наверное, я схожу в Джи-топ. Почему бы тебе не сгонять в город, посмотреть кино?
— Я останусь здесь, — ответил я. — Хочу поиграть на тромбоне, к тому же у меня есть журнал с детективами.
Дядя кивнул и ушел, а я вернулся в палатку, включил свет и достал свой отличный тромбон, который дядя подарил мне, когда в прошлом году после смерти отца я устроился работать в цирк.
Этот тромбон до сих пор вызывал у меня восторг. Некоторое время я просто сидел, держа его в руках и наслаждаясь соприкосновением с ним. У него была легкая, как перышко, кулиса, которая двигалась так, что не ощущалось ни трения, ни веса. Я полировал его позолоченное покрытие, словно драгоценность. Инструмент приятно было просто держать в руках и смотреть на него.
Посидев так, я начал играть гаммы, а потом сыграл несколько мелодий по памяти. Неплохо. Но когда я взял высокие ноты, они у меня не получились, и, наверное, это звучало ужасно. Позади послышался смех, и я обернулся. В палатку просунулась голова Хоуги, а потом, широко улыбаясь, вошел и он сам. С его ярко-желтого непромокаемого плаща стекали капли дождя. Хоуги был такой огромный, что, казалось, занимал собой половину палатки, и ему пришлось слегка наклонить голову, чтобы не задеть шляпой полотняный потолок.
— Эд, я думал, тут кого-то режут, — сказал он. — Заглянул, чтобы проверить.
Я улыбнулся:
— Ты только что вернулся, Хоуги?
— Пару минут назад. Все готово к переезду в Саут-Бенд на следующей неделе. Там и место хорошее.
Несколько дней в неделю он подрабатывал антрепренером, поскольку наш штатный антрепренер уволился. Обычно Хоуги выступал в интермедии с лекциями по сексуальному воспитанию, но в большинстве городов его номер вызвал бурное негодование, и устроители ярмарки решили отказаться от таких рода лекций до конца сезона.
— Как твоя шимпанзе, Хоуги? — спросил я.
Он помрачнел:
— Все еще болеет. Я сразу заглянул в трейлер, посмотреть, как она. А где Эм? Играет?
Я кивнул, и Хоуги вышел из палатки. Дождь снова усилился, отбивая равномерную дробь по полотняной крыше у меня над головой. Послышались раскаты грома. От этого низкого, далекого грохота почему-то становилось страшно. Вроде и знаешь, что это всего лишь тучи ударяются друг о друга, но звук напоминал рычание какого-то зверя, огромного и страшного, которого нельзя опознать по голосу, но он казался большим и смертоносным, хотя и находился далеко.
Я надел дождевик и зашагал по аллее. Дождь стучал по моей шляпе, как по барабану, и земля на территории цирка начала превращаться в раскисшую грязь. К счастью, наклонная поверхность поможет избежать образования глубоких луж, а с грязью справятся опилки.
Я пересек аллею и направился к зеленому фургону, расположенному за шатром шоу уродов. В фургоне горел свет, и когда я постучал, Ли Кэри пригласил меня войти. Он улыбнулся и произнес:
— Можешь послушать граммофон. Правда, я сейчас ухожу.
— Есть новые пластинки?
— Альбом Джимми Дорси. Хорошая музыка.
Он надел непромокаемый плащ и вышел, а я включил портативный граммофон и поставил альбом Дорси. Действительно, хорошая музыка. Но в небе грохотало все громче, и я не мог сосредоточиться на музыке. Да ну ее, решил я и снова направился на улицу.
Дождь лил как из ведра. Я поспешил обратно к нашему киоску и обнаружил там дядю Эма, который стоял под козырьком фургона с попкорном и следил за нашей палаткой. Поднялся ветер, но не очень сильный.
Мы немного поговорили с ним, а когда дождь и ветер слегка поутихли, дядюшка Эм вернулся в Джи-топ. Если кто не в курсе, Джи-топ — палатка, где циркачи играют в карты между собой, в своем кругу. Чужакам — то есть людям со стороны — сюда вход заказан, это дело чисто семейное.
