провала вентиляционного ствола, или тайника местных пастухов. Тодор разозлился, но рассудил, что Христо мог наткнуться на одинокое гнездо египетского стервятника. Вот уж действительно была бы ценная находка! Тодор из последних сил ускорился, не зная, ругать или восхвалять Христо, а потом увидел, что друг указывает на опрокинутую сушину. Её ветки прикрывали узкий вход в затемнённую пещеру.
Ни гнезда, ни капища. Ни завалящей коровы.
– Пещера? – выдохнул Тодор. – Серьёзно?!
Христо скользнул под сухие ветки, включил на смартфоне фонарик и поманил друга за собой. Тодор, ворча, зашагал следом и вскоре притих – понял, что Христо прав: его находка стоила того, чтобы карабкаться на вершину «Моминой скалы». Снаружи обычная, похожая на другие виденные Тодором балканские и родопские пещеры, внутри пещера Христо оказалась неправдоподобно странной, по-своему фантасмагоричной.
Вход в пещеру тянулся узким коридором, обе стены которого были до половины высоты выложены коричневым кафелем – будто Тодор и Христо очутились в одной из софийских кофеен, куда забегали после занятий в университете. На сводчатом потолке и верхней половине стен белела штукатурка, местами отсыревшая, но в целом гладкая, нанесённая совсем недавно. Под ногами стелился пол, покрытый серым и чёрным кафелем в шахматном порядке. Тодор коснулся стены, словно не верил своим глазам и боялся, что рука пройдёт сквозь пелену иллюзии. Нет, плитка была настоящей. Он гадал, кому взбрело в голову заниматься отделочными работами под вершиной «Моминой скалы», а когда Христо обернулся и при свете фонарика позвал идти дальше, понял, что кафелем чудеса не ограничатся.
Коридор вывел в тёмное помещение. Тодор и Христо высветили низкий потолок, закруглённые стены, неизменную шахматную плитку пола и… два металлических стеллажа с книгами.
– Невероятно, – одними губами прошептал Тодор.
– Я же говорил!
Тодор, заворожённый, осмотрелся и убедился, что Христо отыскал чью-то потайную библиотеку. Нелепую, абсурдную, порождённую больной фантазией и всё же полноценную библиотеку на три или четыре сотни книг! Ни дверей, ни лестниц. Ни выключателей, ни светильников. Не пещера, а какой-то бункер, защищённый от солнца и дождя!
– Неудивительно, что тут так душно, – прошептал Тодор.
Они с Христо двигались и говорили тихо, словно боялись разозлить невидимого библиотекаря. В тишине слышали, как над естественной крышей библиотеки завывает ветер.
– Смотри. – Христо направил фонарик себе под ноги.
Пол в центре был выложен мелкой плиткой с чёрнобелыми узорами и буквами. Тодор опустился на колени в надежде отыскать надпись, объяснявшую происхождение библиотеки, и увидел, что узоры сплетаются в довольно схематичную карту мира. Надписи лишь указывали на отдельные страны, горы и реки, среди которых встречались совсем незнакомые Тодору названия вроде Зурбагана, Патюзана, Чандапура или Бату-Кринга. Запутавшись в них, он перешёл к стеллажам.
На стеллаже слева стояли книги на разных языках. Тут, расставленные без видимого порядка, встречались немецкие, французские, русские, болгарские томики. Попадались даже японские. Ну, или корейские – трудно сказать. Тодор и Христо наугад выхватывали их и наскоро пролистывали. Внутри не нашли ни закладок, ни пометок. Ницше, Ньютон, Мор, Мур. Сразу два Мура: Томас и Джордж! Платон на греческом и Омар Хайям на английском. Из знакомых книг Тодор обнаружил «Оцеолу, вождя семинолов» британца Майн Рида и «Таинственное похищение» болгарина Ивана Ружа.
На стеллаже справа книг стояло меньше. Их корешки были одинаковой толщины, а надписи на корешках – однотипные, выполненные в схожей манере. «Змеи Исландии», «Кошки Шпицбергена», «Пресные озёра Мальты», «Свобода слова в России», «Религия Фридриха Великого». Христо подцепил «Кошек Шпицбергена» и отскочил, едва не сбив Тодора.
– Ты… – возмутился было Тодор, но осёкся – увидел, что из упавшей книги просыпался серый песок. Порох какой-то или измельчённый уголь.
Тодор и Христо вскоре убедились, что на стеллаже справа стоят только пластиковые муляжи – в таких домохозяйки прячут деньги или драгоценности, рассчитывая, что воры не приметят их среди настоящих книг. Это объяснило внешнее сходство корешков, однако не помогло разобраться, зачем владелец библиотеки наполнил муляжи песком и зачем вообще устроил подобную бутафорию под вершиной «Моминой скалы».
Тодору и Христо в тот день не довелось наблюдать за египетским стервятником. Они пробыли в пещере до вечера и на обратном пути в Маджарово, взбудораженные находкой, даже не вспомнили об изначальной цели своего похода. Возвратившись на отмеченную указателями тропу, обменялись самыми невероятными предположениями, но разгадать тайну горной библиотеки не сумели. И, конечно, не догадались, какую роль она сыграет в судьбе русской девятиклассницы Оли, жившей на другом краю Европы, в бывшем немецком Кёнигсберге, теперь известном как Калининград, то есть в моей судьбе.
С похода Тодора и Христо началось моё первое приключение – это правда. Но тогда, в августе, я отдыхала с родителями на Виштынецком озере и ни о чём не подозревала. В сентябре я спокойно училась, гуляла с друзьями. В октябре помогала родителям в их магазинчике, сидела в библиотеке и ездила на дачу. В общем, занималась самыми обычными делами. Всё изменилось, когда за неделю до осенних каникул в почтовый ящик нашего дома в Безымянном переулке упал конверт с маркой, на которой был изображён египетский стервятник, или, как его называли в Болгарии, «египетският лешояд».
Глава первая
«Я таджик»
В начале семнадцатого века в Кёнигсберге закоптили полукилометровую колбасу Сотня мясников пронесли её по городу потом положили на составной полукилометровый стол и принялись дружно распиливать ножовками. Вот это я понимаю – праздник! Сидя на подоконнике, я рассматривала рисунки Николауса фон Книллинга, изобразившего и ту колбасу, и довольных горожан, и сопровождавших колбасную процессию музыкантов. Мама оставила меня на кассе, но покупатели сегодня заходили редко, и я выбирала тему для новых открыток. Почему бы не напечатать рисунки фон Книллинга – туристам понравится!
В пандемию школа перешла на пятидневку, и по субботам я частенько сидела в торговом зале. Подоконники здесь глубоко вдавались в оконные ниши. Покрытые матрасиками, подушками, они заменяли посетителям обычные диванчики. Это мама придумала. Тут каждый постарался и что-то придумал для нашей «Почтовой станции Ратсхоф». Мама выбрала пузатые витрины-холодильники и придвинутые к подоконникам столики. Дедушка Валя взгромоздил на кованую подставку радиоприёмник «Камри» со старомодными ручками, и покупатели сами выбирали нужную волну. Я уговорила родителей застелить пол безворсовыми ковриками-килимами, а папа привёз из Беларуси деревянный стол для наших с мамой мастер-классов. Ну и название магазину, конечно, выбрал папа. Магазины открыток в России как только не называли! Вот хорошенькая «Лунная станция» и «Сумка почтальона». Вот «Почтовый переулок» и чудесный «Марк Штемпель». «Чары волчары» тоже звучали неплохо для тех,
