ладно-ладно, слушай… Солнце, дневное светило, восходит на востоке, это вон в той стороне, в течении дня оно движется по небосклону, и к вечеру опускается на западе, вон там, а так как оно скрывается, то становится темно, тогда наступает ночь. Ночное светило называется луна, но она может быть и месяцем.
— Ух ты! А как называются точки?
— Какие точки?
— Ну вон те, которые светятся.
— А, так это звезды.
— Что такое звезды?
— Я не знаю, Несси, звезды и для меня загадка, я не все на свете знаю, маленький дракон.
— Дядя Джесси, а светло будет?
— Конечно, скоро рассветет. Да, кстати, о рассвете, пора мне, Несси. Скоро вернется твоя мама, я бы не хотел с ней встречаться, наш род не в ладах с вашим.
— Дядя Джесси, ты еще прилетишь ко мне?
— Я не знаю, Несси, никто никогда не ведает, что принесет завтрашний день, но я постараюсь вернуться. Прощай, маленький дракон.
Маму я не дождался. Устав от ночного разговора, я заснул и проспал свой первый рассвет.
Разбудил меня шум крыльев, это вернулась с охоты мама. Она положила что-то на землю, принюхалась и злобно зарычала.
— Грифон?! Что он здесь делал? Убью!
Я зевнул, потянулся и попросил поесть. Начинался новый день.
Беседы с самым собой
Сегодня я чувствовал себя крепче и сильнее, чем вчера, меньше спотыкался и почти не задумывался о лапах.
Проведал птенчика, тот склонил крошечную головку и посмотрел на меня одним глазиком, чёрненьким и блестящим.
— Привет, воробей, меня зовут Скайнесс, но знаешь что? — я перешел на заговорщицкий шепот. — Кое-кто назвал меня Несси, и знаешь, мне это больше нравится, но тсссс, это секрет. А тебя как зовут?
— Пип.
— Пип? Так коротко? Ладно, как думаешь, дядя Джесси прилетит?
— Чирик.
— Ты не Пип! Ты просто пищишь, а я думал, что тебя так зовут.
— Чик.
— Чик, чирик, и это все? Ты говорить умеешь вообще?
— Пип.
Пообщавшись с воробьем, я отошел от гнезда и направился на край плато, сел и обнаружил, что сегодня я и вижу лучше. Внизу далеко, до самого горизонта раскинулась цветущая зеленая долина, красиво изгибалась река с высокими берегами, поросшими деревьями. Саму долину окружали горы, почти отвесные скалы, испещренные серебристыми лентами водопадов, вздымались ввысь, снежные вершины дальних гор тонули в облаках. Это было так красиво, что у меня дух перехватило от восхищения. Вот такой ты, второй мир!
Мне даже в голову не пришло, а откуда я это знаю? Просто знаю. Все это как-то само собой ложилось мне в голову. Поймав себя на этой мысли, я задумчиво посмотрел вверх, на синее небо, там, за облаками, ночью светят звезды, может быть я узнаю эту тайну когда-нибудь…
Я оглянулся на маму, спит, устала на ночной охоте. Так, а мне что делать??? Мама, ну почему я родился один? Где братья и сестры?
«Какие братья? Какие сестры? Ты ж дракон!»
— Ой! Кто это? Кто сказал?!
«Да ты сам же и сказал, дурачина!»
— Кто, я?
«Ты, ты».
Я озадаченно уставился в одну точку перед собой. Не понял… начинаю разговаривать сам с собой? От одиночества, не иначе.
«А что в этом плохого? Скажу тебе по секрету, многие так делают, даже если ты не один, а находишься посреди огромной толпы, и это нормально, это всего лишь мысли».
Правда? Ведь правда же? Наверное, это и называется — думать?
«Да».
А почему я один, ты знаешь?
«Ты дракон, поэтому ты один».
Ты хочешь сказать, что это навсегда? Вот ужас…
«А ты куда-то торопишься? Ты всего-то второй день живешь, и уже страшно?»
Ну если подумать, то да. Мне уже скучно, не с кем поиграть, повеселиться.
«Никогда не видел веселого дракона. Как он выглядит?»
Да пошел ты!
«Ты сам себя-то не посылай».
Заткнись! Лучше подскажи, чем мне заняться.
«Пипа спаси, его сейчас съедят!»
Какого Пипа? Я оглянулся и заметил черную юркую тень, она скользила по стене к маленькому гнездышку, блеснула чешуя, мелькнул крошечный раздвоенный язычок. Змея! Она сейчас сожрет птенчика!
Я рванулся, чуть не упал, но удержался, подбежал и лапой смахнул гадюку наземь. Пошла прочь, гадина. Я не дам тебе сожрать Пипа!
Заглянул в гнездышко, птенец с любопытством глянул в ответ.
— Ты в порядке, Пип?
— Чики.
— Отлично.
Я перевел дух, а голос-то, голос! Глаз на затылке у меня нет, змею я не слышал, но что-то подсказало мне, что Пип в беде. Пип? А почему бы и нет, в конце концов, он сам так назвался.
Этот день тянулся бесконечно долго, и я начал по-настоящему переживать о том, что мне уготована долгая жизнь в полном одиночестве. Это никуда не годится!
Маме вон не скучно, она на охоту летает, большой мир видит. А я? Да я пока вырасту, сто раз со скуки помру!
Происшествие со змеей заставило меня понервничать, и я страшно устал, поэтому, послонявшись по гнезду, я решил лечь спать. Благо, что во сне время течет быстрее.
Странно, но после того, как голос предупредил об опасности, он замолчал, больше я не слышал его. А время да, побежало, потекло. Я спал, ждал маму с охоты, разговаривал с Пипом, ел и рос. Ел я то, что приносила мама с охоты — разные животные; у меня появился вполне понятный интерес разглядывать мамину добычу, так я узнавал хотя бы, кто живет на свете. А жило на свете немало: олени, горные козы и бараны, один раз мама принесла половину быка, его мясо оказалось самым нежным. Потом еще один бык, теленок, снова бык… А однажды мама принесла коня, при этом она было страшно довольна собой, мурлыкала и сыто рыгала. Ну что сказать, конина тоже оказалась нежной…
«Как и все мясо домашних животных».
Ой! Голос вернулся… А при чем тут домашние животные?
«А ты разве не понял? Твоя мама ворует домашний скот. И кое-кому это не нравится».
Мне бы призадуматься, но, как все дети, я был беспечен и беззаботен и продолжал пожирать мамину добычу. Я рос и постоянно хотел есть. Как и маленький Пип… Воробушек оперился и скоро он покинет гнездышко, скоро он научится летать. Так и случилось! И я с восторгом следил за первым полетом моего маленького друга. Пип весело порхал вокруг меня, задорно чирикая и свистя. Как же я радовался за него.
Я, как всегда, ждал маму, она обычно возвращалась на рассвете с какой-нибудь добычей. Вот уже рассвело, вот уже полдень,
