мне открытую коробку сока. — Нет, милый. Мне жаль.
— Все в порядке, мамочка, — я хватаю бутылку сока и делаю глоток, болтая ногами и натыкаясь на мамино сиденье.
— У тебя будут друзья в том месте, куда мы отправимся, чемпион.
Я чуть не давлюсь соком, когда мои глаза вылезают из орбит. Когда я говорю, я растягиваю слово: — Правда?
— Правда. Мы все начнем сначала. Что ты думаешь?
— Хорошо! — я подпрыгиваю на своем сиденье, раскачиваясь взад-вперед.
Мама ставит саундтреки к аниме, и я подпеваю им, пока пью свой сок.
Иногда папа поет со мной, и я хихикаю, потому что его японский такой забавный. Мамин тоже. Я думаю, это потому, что они из Америки и выучили японский, когда были старше, в отличие от меня.
Я не знаю Америку. Папа сказал, что мне это не нужно, потому что мы никогда туда не поедем.
Мы едем долго, проезжая мимо множества людей и высоких зданий, похожих на призраков. Через некоторое время я устаю петь.
Мне кажется, я засыпаю, потому что, когда я просыпаюсь, папа и мама тихо разговаривают, как они обычно делают, когда не хотят, чтобы я знал ‘взрослые’ вещи.
Но я уже не такой маленький. Я большой мальчик и тоже хочу знать взрослые вещи.
Поэтому я смотрю сквозь полузакрытые глаза и притворяюсь, что все еще сплю.
Мама поворачивается на своем месте и смотрит на папу, пока он сосредоточен на дороге. Капли пота покрывают ее лоб и линию роста ее ярких, как солнце, локонов. Если у нее пот на волосах, она, вероятно, скажет нам, что у нее «плохой день» позже.
Ее дрожащие пальцы снова и снова перебирают пряди. — Может, тебе стоит позвонить своему отцу, Ник.
Папа крепче сжимает руль. — Я мертв для своих родителей. Я не могу просто позвонить им.
— Но это вопрос жизни и смерти. Конечно, они помогут своему первенцу.
— Ты была там, когда они сказали, что будут присутствовать только на моих похоронах. Я бы не удивился, если бы они приложили руку к ускорению этого процесса.
— Они бы этого не сделали! Ты их сын.
— Сын, который не только отказался унаследовать политическое наследие своего отца, но и женился на простолюдинке, которая не соответствует образу Уиверов. Поверь мне, я больше не их сын.
В глазах мамы блестят слезы. — Значит, это моя вина?
— Нет, — папа берет ее за руку и целует тыльную сторону ладони, все еще сосредоточившись на дороге. — Я бы предпочел тебя всем светским львицам, с которыми мама устраивала мне свидания сто раз, если бы пришлось. То, что у нас есть, реально, и мне повезло, что у меня есть ты.
Она шмыгает носом. — Мне тоже повезло, что у меня есть ты, Ник. Я не знаю, как бы я справился с этой неразберихой без тебя.
— С нами все будет в порядке.
— Никто не ворует у них безнаказанно, — хнычет она. — Они выследят нас и навредят Себастьяну… Что, если они заберут нашего ребенка и… и…
— Эй… Мы здесь. Никто не причинит вреда ни ему, ни нам.
— Но что, если они это сделают? Лучше бы я никогда этого не делала.
— Бесполезно думать о вещах, которые нельзя изменить, дорогая.
— Я… я не знаю, что, черт возьми, со мной было не так, когда я решила взять это… Я просто… просто хотела помочь выплатить наш долг. Мы так усердно работали, чтобы свести концы с концами, и… Себастьяну нужно учиться в международной школе, и… Я по глупости думала, что один предмет среди двадцати других не будет обнаружен.
Папа крепче сжимает ее руку. — С нами все будет в порядке. Мы есть друг у друга и наш мальчик. Это все, что имеет значение, верно?
— Верно, — она слегка улыбается сквозь слезы, и мне тоже хочется улыбаться. Я люблю, когда мама счастлива после того, как плачет. Это значит, что ей станет лучше, и она побалует меня и папу.
Она наклоняется и целует папу в губы. — Я люблю тебя, Ник.
— Я тоже люблю тебя, Джулия.
Я собираюсь открыть глаза и сказать, что я их тоже люблю, даже если я не понимаю большую часть того, что они говорят.
Ничего страшного, если у меня больше не будет моей прекрасной учительницы. Я могу просто найти другую. Все, что имеет значение, — это то, что я буду со своими родителями, и у меня будут друзья.
Но прежде чем я успеваю что-то сказать, громкий визг шин пронзает мои уши, и последнее, что я вижу, это большой грузовик.
Авария!
Есть удар, есть мамин крик и папино проклятие, а потом… ничего.
По крайней мере, на какое-то время. Я думаю, что ничего.
Но тут в уши сразу врывается все, что меня окружает, и становится больно. Есть долгий гул, от которого я не могу избавиться.
Вокруг меня разносится смесь звуков. Сирены. Крики. Незнакомцы разговаривают.
Хнычу. Я думаю, что они мои.
Мамочка?..
Папочка?..
Где вы?
Я хочу найти их или хотя бы услышать их голоса, но они не среди всех разговаривающих незнакомцев. Их просто нет.
Почему я не могу их найти?
И почему все вокруг черное?
Именно тогда я понимаю, что мои глаза закрыты, и когда я пытаюсь их открыть, я не могу. Даже мое тело не двигается.
Все, что я слышу — это голоса, шумы, доносящиеся до меня со всех сторон, и ни один из них не моих родителей.
Мне страшно.
Мама, папа. Мне страшно.
Я напрягаюсь, и мои глаза приоткрываются, совсем чуть-чуть. Кто-то спрашивает меня по-японски, слышу ли я их, и на меня падает чья-то тень.
Другая тень протягивает черную руку и берет картину рядом со мной. Я хочу закричать "нет", что это наше. Это принадлежит моей маме.
Но я не могу говорить. Я не могу пошевелиться.
Последнее, что я вижу перед тем, как мир погружается во тьму, остается со мной навсегда.
Если ты слаб, ты мясо. Если ты силен, ты ешь мясо.
Глава 1
АКИРА
Дорогая Юки-онна,
До меня дошло, что мы токсичны.
Я знаю. Это должно было быть очевидно за те три года, что мы знаем друг друга, но говорят, что ты никогда не осознаешь, что у тебя токсичные отношения, пока они не закончатся.
Так вот в чем все дело? Финал?
Мне это не нравится. На самом деле, я ненавижу это так сильно, что обдумываю лучший способ немного повысить уровень
