самое, без этого никак.
АЛИК. Тридцать лет — это много… Вся моя жизнь.
НИКОЛАЙ. А ты девушке своей и предложение уже сделал?
АЛИК. Нет, еду вот делать. Кольцо купил, всё как надо.
НИКОЛАЙ. Прям любовь у вас?
АЛИК. Похоже на то.
НИКОЛАЙ. А то может сперва поживёте вместе, притрётесь?
АЛИК. Да мы уже притирались пару раз.
НИКОЛАЙ. Да я не о том. Говорю, надо пожить вместе. Чтоб готовым быть ко всему. Чтобы быт познать. Быт ведь, это самое, раскрывает индивидуальность. А то так поторопишься, и того…
АЛИК. По магазинам да в храм до конца жизни?
НИКОЛАЙ. Чего? Причём тут… Я к тому, что не обязательно торопиться.
АЛИК. Я уже всё решил.
НИКОЛАЙ. А, ну решил, так это хорошо. Жениться, это ведь — дело. Поживёте, а там уж, если что, это самое, и развестись не долго.
АЛИК. А вы-то сами притирались? 30 лет назад.
НИКОЛАЙ. У нас всё как полагается, знаешь ли. А ты на нас и не смотри. То другое время было. Другое время, знаешь ли, было. Я к тому, что у баб тогда сериалов этих не было, понимаешь?
АЛИК. Причём тут сериалы?
НИКОЛАЙ. Ну как же. Это самое, бабы тогдашние, принцев не искали, ну. А нынешние что? Сериалов насмотрятся, жизни не узнав, потом думают, что принцы так и бегают по улицам. А сперва ведь надо жизнь узнать. А сериалы так, на досуг. Вот Тамарка моя знала, что я не принц. И звезд с неба не собираю. Так и знала. И потому не разочаровалась. Понимаешь? Потому и 30 лет живём. Душа в душу. Знала, что не принц, а слесарь-ремонтник. А попробуй нынешним бабам слесаря-ремонтика подкинуть? Ничего не выйдет. Сериал им так сказал: тебе, баба, нужен принц. Вот и бегают, ищут собирателей звезд, поэтов, этих самых. А потом что оказывается? Про звёзды он всё знает, а как гвоздь вбить не знает. Стихи прочесть может, а ребёнка воспитать — никак. И что же это за принц такой получается, который ни с гвоздём, ни с ребёнком не справится? И что же за звёзды он насобирал? Пыль, да и только. Вот оно разочарование. Несоответствие. Казалось — звёзды. А в итоге вся баба в пыли. Так сейчас и получается, что у вас, молодых, развод на разводе.
АЛИК. Можно нескромный вопрос? Вам бывало стыдно за то, что вы звёзд с неба не собираете?
НИКОЛАЙ. А чего стыдиться? Я не поэт, не Дон Хуан какой-нибудь.
АЛИК. Если вам ни за что перед ней не стыдно, почему позволяете ей так говорить с собой?
НИКОЛАЙ. Погоди-ка, паренёк, ты это о чём?
Сообщение Алика
Мне всегда было интересно, Настенька, почему мужчины позволяют своим женам третировать себя. Без причин, без оснований. В таких семейных парах это превращается в норму общения. Как бы нам с тобой избежать такой жесткой деформации бытом? Я хотел узнать у Николая, в чём причина, но вернулась его жена. И он снова погрузился на дно холодного озера. Если вздохнёт, утонет.
ТАМАРА. Какой-то кретин, весь ободок обмочил. Не, ну где воспитанность у людей, а? Можно же поднять стульчак, да гадить без прицела. Нет! Думают они одни тут ссут. Чтоб у них отсохло тама всё!
НИКОЛАЙ. Что ты, Томочка, на весь поезд-то раскричалась!
ТАМАРА. А пусть слышит. Пусть знает, что я чуть весь зад егойной уриной не замочила!
НИКОЛАЙ. Стыдоба какая, Тамара, сядь.
ТАМАРА. Ты ещё позатыкай меня, зараза. Ты ещё поговори тута! Это вместо того, чтобы меня, свою женщину, защищать, ты меня же и пристыжаешь! И мне-то ещё стыдно должно быть?!
НИКОЛАЙ. Прости, Томочка, я же беспокоюсь.
ТАМАРА. Беспокойщик. Иди в туалет сходи, говорю. Пока не закрыли.
НИКОЛАЙ. Не захотел, Тома. Всё никак.
ТАМАРА. Ой, ну и бестолочь!
Сообщение Алика
…От этого невыносимого скандала проснулась женщина на верхней боковушке. На ней потёртый халат. Она, сердитая и помятая, лениво слезла с полки, и на распухшие ноги натянула тапки. Чёртовы тапки, Настя. И я только сейчас заметил, что это совсем не женщина. Это девушка. Молодая девушка. Но этот халат, эти распухшие ноги в чёртовых тапках, неровный загар, сердитое лицо, зажатый в сетчатой полочке журнал сканвордов — всё это превращает девушку в женщину, раздавленную рухнувшей стеной надежд и мечтаний. Настя, я не хочу, чтобы ты надевала такие тапки и такой халат. Настенька, я буду носить тебя на руках, лишь бы твои стройные ножки не стали обычными ногами.
НАДЯ. Чего кричите, женщина? Так-то тут спят ещё.
ТАМАРА. А неча спать-то. Время-то!
НАДЯ. О, а куда подъезжаем?
ТАМАРА. Уфа это.
НАДЯ. Долго стоять будем?
ТАМАРА. Коль, стоять долго будем?
НИКОЛАЙ. Двадцать минут вроде.
НАДЯ. Ладно, хоть разбудили. Курить хочу, не могу уже. Раньше хоть в тамбуре можно было.
ТАМАРА. Ой, курящая? Алик, твоя-то не курит?
АЛИК. Да и курила бы, не страшно.
ТАМАРА. Дык я и ничего. Колька мой тоже было курил. Потом я ему сказала: либо я либо папиросы. Вон, видишь, сидит молодчиком, не мучается, что покурить негде.
НИКОЛАЙ. А если б не Тамара, так бы и не бросил.
ТАМАРА. Чего ты лыбишься, Коля? Чего лыбишься-то? Давай-ка, бумажник доставай. На вокзал пойдём, мёда купим.
НИКОЛАЙ. Так не приехали ещё.
ТАМАРА. Так ты подготовься, вот уж ход сбавили. Так вот, Алик, вожусь с ним, как с дитём малым, ей богу.
НИКОЛАЙ. Тамарочка, ну перестань.
ТАМАРА. А ну не ворчи.
НАДЯ. Туалет-то уже закрыли.
НИКОЛАЙ. Так ведь Уфа.
НАДЯ. Тоже мне санитарная зона.
Станция «Праздничная»
Блог Полины в соцсети
Наконец-то я уезжаю из этой гигантской юрты. Какой психопат строил этот город? Если бы в Уфе не существовало таксистов, я бы так и сдохла здесь, тупо заблудившись среди этих пыльных домов, хаотично разбросанных по гиперболическим улицам. Спросить дорогу у аборигенов? Да нихера они не знают. Потому что эта гигантская юрта — невъебенный лабиринт. Домой, домой! 17 долгих часов. 17 долгих часов в компании пожилой супружеской пары, женщины в халате и… Как я ненавижу таких вот мужиков. Непонятно — мужик или не мужик. Только сел на своё долбанное место, а уже вытаскивает из сумки ебучие припасы. Этот лысеющий импотент сел в поезд вместе со мной. Поезд тронулся. Этот лысеющий импотент… откуда я знаю, что он импотент? Когда я его увидела ещё в зале ожидания, я подумала: как может быть мужчина настолько не сексуальным? Почему так происходит? В
