многолюдно и где так легко затеряться в общей массе.
С недавних пор мое внимание привлекли сразу два новичка. Они появляются на асфальтовой дорожке изо дня в день как раз в тот час, когда я сажусь к столу. Именно в это время дружная пара стариков начинает свою ежедневную прогулку. Они неспешно идут под сенью молодых лип.
Есть что-то очень трогательное в том, как они, пожилые, заботливо поддерживая друг друга, мирно идут к дальней калитке, методично отмеривая, возможно, рекомендованное врачом расстояние.
Идти им трудновато, даже эти короткие маршруты требуют воли, а может быть и мужества. Они часто останавливаются, отдыхают. Во время этих остановок она заботливо поправляет на нем одежду, застегивает расстегнувшуюся пуговицу, трогает воротник, всячески охорашивает. И это на зависть трогательно.
Постоят, переведут дух и неспешно идут дальше. Встречные неизменно оказывают им самое уважительное внимание. И они охотно и приветливо раскланиваются со всеми.
Ходят они недолго. Притомившись, присаживаются на одну из лавочек и какое-то время очень по-доброму смотрят окрест. И в том, как они ласково и благодарно смотрят на деревья, на траву, на цветы, на небо, явственно проступает свойственная им глубокая доброта и сдержанная мудрость много и плодотворно поживших на свете людей, всему знающих истинную цену.
Сидеть они в одиночестве будут недолго. К ним обязательно кто-нибудь скоро подойдет и подсядет. Старики охотно принимают всякого. Без труда завяжется беседа. Потом подойдет еще кто-нибудь и еще кто-нибудь, милые старики будто магнитом притягивают к себе людей. Скоро вся широкая лавочка окажется занята, ее даже обступят со всех сторон. Образуется нечто вроде дискуссионного клуба. Иные будут говорить возбужденно и громко, порой даже перебивая друг друга, и лишь старик изредка неизменно тихо и очень спокойно вставит немногословную реплику, и его каждый раз не то что никто не перебьет, все выслушают с почтительным вниманием.
Дискуссия, может быть, и затянется, но старики через час поднимутся и уйдут к себе. Они, видимо, свято исповедуют старое и доброе правило рабочих людей: делу время, потехе час.
Сначала я выглядывал в окно только затем, чтобы проверить их пунктуальность. Раз они на прогулке, значит, пора приниматься за работу. Потом мне неодолимо захотелось познакомиться с ними. С некоторых пор во всяком старом человеке я вижу особую привлекательность. Стоит, очень стоит послушать много поживших людей, почти наверняка это окажется захватывающе интересно. В их рассказах оживает время, которого ты не помнишь, встают люди, которых тебе не дано было повстречать, но которые оставили заметный след в человеческой памяти, воскресают события, свидетелем которых тебе не суждено было стать. Каким бесценным проводником в близкое и часто такое еще злободневное прошлое может оказаться человек старше тебя!
Как-то я спросил о милых стариках своего приятеля, который, я это видел из окна, не раз беседовал с ними и, стало быть, состоял в дружбе или, во всяком случае, был хорошо знаком.
— Как, ты не знаешь этих стариков?! — изумленно воскликнул приятель.
В этом восклицании я услышал недоумение и вроде бы даже упрек: как же можно не знать таких чудесных людей!
Но что делать, я их не знал. И тогда приятель пояснил:
— Это же автор «Дикой собаки Динго...»! — Больше он не стал распространяться о нем — для начала этим все сказано. А о ней счел нужным сообщить особо: — Валентина Сергеевна, его жена, тоже человек примечательный. Старый коммунист, персональный пенсионер. Старейшая советская журналистка. Работала еще в РОСТА, даже принимала туда на службу самого Паустовского! А потом долгое время трудилась на издательском поприще.
Я, разумеется, знал писателя Рувима Исаевича Фраермана не только как автора популярнейшей в нашей стране и за рубежом книги «Дикая собака Динго, или Повесть о первой любви», мне издавна очень нравятся его дальневосточные повести, сурово и лирично воссоздающие события грозных и далеких для нас лет гражданской войны, и другие его книги, почему-то менее знаменитые, но, на мой взгляд, не менее интересные и глубокие, и умные, тонкие, я бы сказал, изящные маленькие эссе о современных писателях, их книгах, в разные годы печатавшиеся в периодике. Мне вообще давно нравится характер дарования этого писателя, его голос, свойственная лишь ему манера рисовать словом, сам интонационный строй его прозы.
Так что писателя Фраермана я знаю и люблю давно. Более того, еще в юности мне доводилось слышать и видеть его, как я слышал и видел в те годы В. Вересаева, Д. Бедного, А. Гайдара и некоторых других известных писателей, к которым у нас, студентов-филологов, естественно, был повышенный интерес. Пожалуй, мы были самыми усердными посетителями всяких литературных вечеров.
Знакомством это, конечно, не назовешь, хотя некоторым из нас доводилось не только услышать того или иного писателя, а и переговорить с ним, то есть задать не из зала, не запиской, а устно, стоя в непосредственной близости где-нибудь в кулуарах или у выхода, два-три вопроса и удостоиться ответа, предназначавшегося не всей аудитории, а тебе лично. Некоторым счастливчикам удавалось даже заполучить автографы.
В те годы писатель Рувим Фраерман лишь входил в славу. Только что вышла в свет его повесть «Шпион», в «Правде» печатались дальневосточные рассказы. О них много говорили и писали. Это было время усиленного интереса к Дальнему Востоку. Вовсю гремела слава Комсомольска-на-Амуре, воздвигнутого юными энтузиастами, к берегам Тихого океана поезда увозили целыми эшелонами девушек-хетагуровок, в литературе появлялись первые книги романа А. Фадеева «Последний из Удэге», повести П. Павленко «На Востоке», Л. Рубинштейна «Тропа самураев», рассказы и очерки С. Диковского. В одном ряду со всем этим стояла и новая повесть Р. Фраермана «Шпион», его рассказы и очерки.
Все это печаталось сначала довольно большими отрывками в газетах, потом целиком появлялось на страницах журналов, выходило в роман-газете, затем издавалось массовыми тиражами отдельными книгами. И все это прочитывалось сразу же, широко обсуждалось в периодике и на всякого рода диспутах, читательских конференциях, литературных вечерах.
Что касается повести Р. Фраермана «Шпион», не скажу, чтобы меня очень уж увлекла ее авантюрная фабула, детективной литературой я и в юности не зачитывался, покорила тихая и душевная тональность авторской речи и поразило редкое умение создать скупыми и вместе с тем очень выразительными средствами колоритные и своеобразные характеры представителей народов, населяющих обширный Дальний Восток, нарисовать могучую и величественную природу этого края, передать ее особый аромат, выписать необыкновенно зримо столь отличительные для нас, жителей Центральной России, пейзажи. Все это позволяло увидеть и
