— водятся за мной такие грешки. Или направит на внеочередную стационарную лоялизацию — тут же принялся вспоминать, когда в последний раз проходил очередную… Но припомнить не смог, за что лишний раз упрекнул себя в разгильдяйстве — не хватало лишь пропускать обязательное для всех инспекторов «зомбирование».
Но, увы, чем сильнее пытался убедить себя в обратном, тем меньше сомневался в худшем.
Я уже успел сформулировать несколько весомых причин, которые мог указать в качестве контраргументов, когда подъехал к урфинбургскому контрольному пункту.
Подал машине команду остановиться и открыть боковое окно. Щурясь от ярких солнечных лучей, приветливо улыбнулся приближающемуся дорожному инспектору и приготовился отвечать на стандартные вопросы.
— Доброе утро! Сержант Медведев, — козырнул инспектор. — Процедура идентификации.
— Да, конечно, — кивнул я в ответ. Дождавшись включения анализатора голосовых ритмов, представился: — Андрей Шервинский, зарегистрирован в городе Благбург.
Анализатор пискнул и затих.
— Дата рождения? — подсказал сержант.
Я назвал.
Инспектор сначала растерялся, потом прищурился и с подозрением посмотрел мне в глаза. Но, услышав одобрительное пикание анализатора, замер в напряжённом ожидании.
— Хорошо сохранился для своих лет? — попытался пошутить я, но сержант не оценил юмора.
— Место работы? — холодно продолжил он.
— Второй департамент, Центр управления религиями, — ответил я, надевая солнцезащитные очки. — Инспектор.
Мне показалось, что сержант вытянулся по стойке «смирно». Анализатор мигнул зелёным, полисмен козырнул ещё раз и попрощался:
— Аутентификация пройдена! Больше не задерживаю. Счастливого пути!
Я скомандовал, и машина тронулась с места. Обернувшись, увидел сержанта, который провожал меня взглядом. Могу поклясться, что вслед он кинул презрительное «светлячок» и прибавил ещё что-то — вероятно, какой-то бранный эпитет.
Дорожная полиция не любит представителей моей «касты». Вот девушки просто обожают нашего брата, а полиция — нет, особенно, дорожная. Не могу сказать точно — почему.
Видимо, не даёт покоя наш странствующий образ жизни.
Следует заметить, что мы их тоже не любим, в основном — за консервативность. А шеф и вовсе называет дорожных инспекторов ретроградами.
Взять хотя бы систему аутентификации — по голосовым ритмам: она не только безнадёжно устарела, но и не даёт полного представления о передвижении населения, даже в рамках отдельно взятого региона: везде есть объездные дороги, да и в машине можно много кого спрятать. Но модернизация требует серьёзных ресурсных затрат, к тому же, на Земле принято чтить вековые традиции. Поэтому введённая сразу после войны система применяется и поныне…
Я проезжал мимо Мемориала памяти жертв промышленного экстремизма — гигантского поля полуразрушенных строений.
До войны тут располагался химический завод, в который угодила запущенная деструктантами баллистическая ракета. Комплекс зданий полыхнул тогда единым пламенем, а многие километры вокруг были отравлены нефтепродуктами. После войны восстанавливать ничего не стали, а устроили мемориал в назидание будущим поколениям.
Периодически раздаются предложения переделать всё в парк развлечений для любителей полазать по развалинам. Ничего не поделаешь — в наши дни уже не все воспринимают те события как трагедию миллионов и героический подвиг предков. Для многих Битва за Урагорию — это что-то романтическое, вроде средневековых рыцарских поединков…
В городе я переключился на ручное управление и немножко размялся. Люблю иногда попрактиковаться в вождении — ощутимо бодрит.
Ну, а кроме того, помогло отвлечься от тревожных ожиданий.
Глава 2. Шеф
В офисе как всегда суетливо и душно.
Мазл, недавно вернувшийся с Розовины, развлекал анекдотами на нетрадиционные тематики. Не скрывающая своих пристрастий Корделия Вудс огрызалась на его шуточки и упрекала в отсутствии толерантности.
Саша Тойвен — единственный, с кем у меня были более или менее дружеские отношения, — отвёл в сторонку и поведал о последних новостях и слухах: наверху недовольны работой отдела, поговаривают о реорганизации. Шеф собирается в отпуск, а может, и в отставку. А ещё, на Конкордии серьёзные проблемы, ожидается экстренный выезд кого-либо из инспекторов, кого именно — пока не понятно, шеф думает над этим вопросом: нужен кто-то толковый и ответственный, а таковых на данный момент в распоряжении нет.
— Неужели всё так плохо? — переспросил я. На моей памяти экстренные командировки случались всего пару раз, но это были такие тяжёлые ситуации, что даже вспоминать не хочется.
Саша кивнул и мрачно добавил:
— Мы тут весь день вчера голову ломали и решили, что Олегыч пошлёт тебя.
— Ну уж нет, — ответил я. — Слишком уж ты, Сашка, сгущаешь краски. Да и вообще, с каких это пор он считает меня толковым и ответственным?
— Не знаю. Но как бы там ни было, лететь всё равно больше некому: все ещё земной срок не отмотали. — Саша помолчал, а потом посмотрел в упор и многозначительно прибавил: — Кроме тебя…
Я перебирал в уме инспекторов, которые на данный момент находились на Земле, пытаясь вспомнить, кто из них уже исчерпал положенные после каждой командировки полгода земного отпуска, но решительно не мог таковых определить. В голову упорно лез только Паатлелайлен, но и тот неделю назад сломал позвоночник на горных лыжах у себя в Финнемаркии, так что в ближайшие два-три месяца никуда лететь не сможет.
Неужели оправдались мои худшие подозрения? Межзвёздная инспекция, да ещё и экстренная…
Вооружившись железными отговорками и пожеланиями удачи от Саши, я проследовал в кабинет к шефу.
— Здравствуйте, Мстислав Олегович! — сказал, переступив порог.
— Приветствую тебя, Андрей! — ответил шеф.
Он был очень занят. Об этом свидетельствовал расстёгнутый ворот рубашки, двумя полосками болтающийся на шее развязанный галстук. Однако больше бросилось в глаза обилие разбросанных по столу бумаг и полупустой стеклянный кофейник. Пожалуй, ничего хуже и быть не могло, поскольку означало, что шеф расстроен, что нервничает и ему нужна помощь.
— Я уж подумал, что ты опаздываешь, — сказал шеф, глядя прямо перед собой. — Присаживайся! Как дела?
— Неплохо. — Я занял кресло напротив.
— Смотрел твой последний отчёт. На мой взгляд, нужно попробовать рассмотреть корреляцию между уровнем лояльности населения Маннелинга и количеством осуждённых на пожизненное заключение. Но это… потом… — Шеф замолчал.
— Вы ведь не за этим меня вызвали? — Я внутренне замер.
— Андрюша, — шеф снял очки и помассировал глаза, — нужно лететь на Конкордию.
Я уже начал заготовленную заранее речь, но он оборвал:
— Знаю, что не хочешь, что у тебя тут личные дела, что у тебя невеста и всё прочее. Но, поверь, дело — дрянь.
— Что случилось-то? Кто там у нас?
—
