и не особо опытный оракул. У самого же не было сил на разговоры.
‒ Значит, вполне вероятно, что обиженный на весь мир призрак решил пополнить свои ряды, отправив нас по своему же пути, ‒ вот такое заключение сделал Кон из рассказа Миры. Будь они в другом месте, он бы вновь бранил спутницу за глупость и необдуманность, да толку на это силы тратить?
Но если выживал тот призрак неделю (Кон не готов был неделю пытаться выжить и шляться по пустыне!), значит, на оазис или кактусы он наткнулся. Может, подпитывал себя собственной кровью. Кон допускал эту мысль, но желчь тут же подступала к горлу в рвотном позыве.
‒ Солнце меня уже поцеловало в таких местах, до которых рука не дотягивается, ‒ бубнил Кон, то и дело оборачиваясь и проверяя, чтобы спутница не сильно оставила. Но когда Мира догнала его, он вдруг замер, о чем-то думая. После достал «Г»-образную железную штуку и, покрутив, задумчиво взглянул наверх. ‒ У тебя хватит сил, чтобы обнаружить жизнь? ‒ спросил он Миру и оглянулся на неё. ‒ Птицу бы подстрелить. Там хоть влагу и пищу на ночь от неё получить можно.
‒ Попробую, но не думаю, что в этом богами забытом месте остался кто-то живой, ‒ пробубнила Мира, смешно обходя Кона и при этом пытаясь выудить из под нескольких слоев одежды свой магический шар.
Спрятавшись в тени спутника, Мира принялась колдовать. Было очень неудобно, ведь она привыкла это делать на столе со всеми сопутствующими атрибутами в виде свечей и благовоний, но в полевых условиях выбирать не приходилось. Бормоча себе под нос какие-то призывы и мантры, она погружалась в транс, в котором могла общаться с жителями потустороннего мира. Со стороны это смотрелось не очень привлекательно, ведь в какой-то момент ее глаза затягивала мутная пелена, но даже неверящий признавал, что какие-то способности у нее были. В шаре заклубился туман, и в нем Мира разглядела неясные знаки: кинжал и крест. Призвать призрака в этом месте было гораздо сложнее, потому что если здесь кто-то и умирал, он мог бродить в милях отсюда. Однако направление определить ей удалось, хотя идти туда, куда указывал крест, не очень хотелось.
‒ Знаешь, шар показал мне путь, но что-то у меня плохое предчувствие, ‒ сообщила Мира Кону, приходя в нормальное состояние. Хотя слова ее звучали смешно, учитывая, что перед походом в пустыню плохого предчувствия почему-то не возникало.
‒ Что-что-что, прости? ‒ театрально удивился Кон, резко повернувшись к Мире. ‒ Я не расслышал, песок в ухо попал. Мне показалось, что у тебя предчувствие плохое? Где оно было-то, когда ты тянула меня сюда?
Он не кричал, но бранился. Кон после её слов пребывал в очень сильном возмущении, потому на ругань силы нашел. Но лишь на эту тираду, потому, тяжело вздохнув, он положил ладонь на спину Миры и слегка подтолкнул вперёд со словами:
‒ Веди. Хуже, чем сейчас, быть просто не может.
Кто на них нападет в этом богами забытом месте? Ну, если и монстр, то с ним Кон разберется ‒ в своем оружии он был уверен, и подарок королевы никогда его не подводил. Проблема была лишь в уходящих силах, но стоять на одном месте ‒ верная гибель.
И они пошли. Кон еще несколько раз бросил косой взгляд на Миру, но лишь потому, что поражался её выдержке быть в таком облачении. Он уже потерял всякий стыд и снял с себя верхнюю одежду, подставляя под жаркие лучи солнца светлую (теперь уже красную) кожу.
Пробираясь уже через пятую немаленькую дюну, Кон всё надеялся увидеть впереди хоть какой-то намек на спасение. Караваны, оазис, колодец, животное… Но видел лишь змей, ящериц и скорпионов. Никаких птиц, никакой надежды.
И так было до шестой дюны. Взобравшись и проклиная весь этот мир, Кон всё-таки увидел впереди что-то. Что-то неестественное. Черная точка, замершая на горизонте. Он затормозил будто по инерции идущую спутницу и указал пальцем на ту самую точку. Ему было плевать, опасно или нет. Только надежда на спасение.
‒ Давай туда, ‒ решительно заявил он.
Пусть то будет лишь скала ‒ изменению в пейзаже Кон будет рад не меньше. Да и скалы ‒ верный знак того, что они близки к выходу из этого лабиринта без стен.
‒ Ты там что-то разглядел? ‒ проследила Мира за рукой, куда указал Кон. За этим песком и плавящимся воздухом она лично ничего не видела. Но именно туда и вели знаки, значит, там должно быть нечто живое. Мира лишь надеялась, что это нечто их не сожрёт.
‒ Я что-то вижу…
Они пошли. Кон, держась за точку на горизонте как за последнюю ниточку, которая не дает ему упасть в пучину отчаяния, ускорил свой шаг, прыгал через эти проклятые пески, падал, не обращая внимания на песок, упивающийся в кожу. Мира еле-еле поспевала за ним, и тормозил Кон только тогда, когда спутница его окликивала. Он уже совершенно забыл о её словах про кинжал и крест, его интересовала лишь точка. Он не надеялся на что-то, что дарует им литры чистой и прохладной воды. Он надеялся, что пустыня закончится, начнутся горы или скалы. Пусть то будет другой сухой землей, но твердой… И там уже можно будет скрыться от солнца, отыскать влагу в метрах под землей…
Только не песок.
Только не прожигающие кожу лучи солнца.
Когда точка скрывалась из виду из-за дюн, Кон только ускорялся, и чем ближе они подходили, тем нетерпеливее становился. Это действительно было что-то тонкое, но высокое. Метра три в высоту, а может, и больше ‒ на таком расстоянии трудно было сказать.
А потом все надежды рухнули, а нить порвалась.
Ноги больше не бежали, а лениво волочились по песку. Белоснежные брови соприкасались на переносице от хмурости Кона, когда он обозревал объект, к которому торопился. Как глупо… Это никакая не смена пейзажа, не было никаких гор… На мили вперед всё так же была пустыня без тени чего-либо. Кон так надеялся, и с таким треском разбились его надежды, что при взгляде на объект в нём не было ни капли жалости первые пару минут.
Их встретил трёхметровый крест, на котором, благодаря вбитым в ладони и ступни кольям, висел человек, обмотанный лишь набедренной повязкой, да какая-то табличка висела на шее. Его нормальная кожа была бледной, но сейчас плечи, руки, живот и ноги были красными от солнца. Человек в
