Skazka569
Волк — не собака
========== Часть 1–2 ==========
1
«Иногда вас предают те, кому вы доверяете. Но это не обязательно плохо».
— Хайд, Джекилл и я.
Война с кунари сделала новый виток. Тевинтер начал сдавать позиции на Сегероне, Империи необходимо было что-то предпринять. По решению магистериума на остров отправили подкрепление, в число которых входил и Данариус. Он так похвалялся своим достижением, что смог превратить жалкого эльфийского раба в машину для убийства, вот и предоставили ему шанс показать его в действии.
Магистр Данариус был не очень доволен таким стечением обстоятельств. Но общественное и политическое давление вынудили его подчиниться. Он собрал людей, рабов и отправился в плавание. Естественно, всюду его сопровождал «маленький волк».
Не прошло и пары дней, как кунари прорвали защиту имперцев, несмотря на подкрепление, присланное магистериумом. Эта атака стала наиболее кровавой за всю историю противостояния, и Данариус оказался в самом эпицентре. Кунари неистовали в своей ярости, как безумные берсерки, захваченные азартом битвы. У тевинтерцев не было ни шанса против этой орды, и даже их маги — ничто, по сравнению с саирабазами. Данариуса до жути напугали эти ничем не сдерживаемые кровожадные выродки. Он чуть не попал под раздачу, когда к нему пришло осознание, что эту битву они проиграли.
Воин кунари с налитыми кровью глазами бросился на магистра, желая порвать того на клочки. Он занёс свой топор, и ему бы удалось совершить задуманное, если бы не Фенрис, успевший перехватить тяжёлый топор своим двуручником. Его телохранитель, самый преданный раб… Данариус даже на мгновение испытал что-то вроде благодарности к маленькому волку, ведь всё остальное стадо рабов уже купалось в багровых реках, забитое насмерть в бесплодных попытках сбежать. Осмотрев окружающее месиво из тел, он вернулся глазами к верному Фенрису, он как раз заканчивал разбираться с кунари, посмевшим напасть на хозяина. Мышцы его рук напрягались при каждой блокировке сильных ударов топора, очерчивая тонкими линиями бицепсы. Выбрав момент, Фенрис отвёл очередной выпад противника и использовал дарованную хозяином силу: лириумные метки засияли ярким голубым светом, и он засунул руку в грудную клетку врага, разрывая грязное сердце. По его предплечью потекли алые струйки крови, и Данариус испытал какое-то извращённое желание завладеть телом Фенриса прямо здесь, посреди кровавого хаоса, чтобы эти сильные руки касались его, рисовали замысловатые узоры багровыми красками на коже, пока… Данариус никогда не позволял себе такого с Фенрисом, хоть он и был самым приближенным из рабов, но в этот раз он пообещал, что, если они выберутся, обязательно поиграет со своим волчонком.
Однако планам этим было не суждено сбыться. Когда Фенрису удалось расчистить дорогу к отступлению, он безопасно провел хозяина к кораблю, отбывающему с острова.
Данариус покинул Сегерон целым и невредимым, благодаря силе Фенриса, однако для самого эльфа не нашлось места на корабле. Магистру было не по душе, что приходится оставлять ценного раба на растерзание врагу, но своя жизнь ему была дороже. Последнее, что он выцепил взглядом перед отбытием, — лицо Фенриса, полное противоречивых чувств. Он был рад, что смог спасти хозяина, этим он наверняка добился одобрения того, кого почти что обожествлял. Но с другой стороны, Данариус не взял его с собой, оставив умирать в ужасе войны. Глаза Фенриса заполнились горечью предательства со стороны самого родного человека. Магистр наблюдал за ним, пока эльфа не поглотила толпа обречённых на смерть женщин и мужчин, которым не хватило места на корабле.
Но маленький волк не сдавался до последнего. Он бился с яростью дикого зверя, рубя мечом и разрывая противников голыми руками, пока силы не покинули его тело, пока тьма не поглотила его сознание.
2
«…вырывайтесь из клеток, подлинных либо воображаемых».
— Мариша Пессл. Ночное кино.
Боль вернула его к жизни, схватила за внутренности и буквально вытянула к свету, ослепляя яркой вспышкой. Всё нутро скручивало, а при любой, даже малейшей попытке шевелиться его пронзала острая боль, сравнимая только с тем временем, когда он впервые учился использовать клейма. И он испугался, что эти муки снова заберут его воспоминания. Заметался, что только сильнее травмировало. Но нежный женский голос и неосязаемое прикосновение заставили его успокоиться. Прежде чем снова погрузиться во тьму, он слышал её шепот и чувствовал, как маленькая ручка ласково водила по его взмокшим от пота волосам.
Второй раз он проснулся совсем на короткое время и лишь смог краем сознания услышать разговор:
— Он совсем ещё слаб, мы не можем перемещать его! — тот самый нежный голос.
— Если мы пострадаем из-за него, в этом будешь виновата ты, — отвечал резкий мужской.
— Я его не брошу…
И сознание вновь покинуло тело.
На следующий день было так же. Его разбудил голос нежный и тонкий, словно соловьиный. Только в этот раз его обладательница не спорила и не злилась, а пела. Неразборчиво и невнятно, но прекраснее этой песни Фенрис не слышал ничего.
Открыв глаза, он попробовал пошевелиться: движения уже не вызывали сильных страданий, но дискомфорт ощущался, в том числе и от туго перетянутых повязок. Приподняться он пока не рискнул, и просто поворачивал голову, чтобы рассмотреть место, в котором очутился: незнакомый навес, ворох тряпья, в котором явно кто-то спал, и аккуратно застеленная кушетка, служащая ему ложем.
Вдруг полог у входа откинулся, и внутрь вошла девушка, неся перед собой чашку с едой и стакан воды. Заметив неспящего Фенриса, она притормозила и задумчиво наклонила голову вбок, будто бы что-то прикидывала в уме, прежде чем сделать следующий шаг. Она внимательно смотрела на раненого своими большими изумрудными глазами. Кончик её острого носика был забавно опущен, и в этот момент она походила на птенчика совы, в том числе и тем, что в локоны чёрных волос были вплетены пятнистые перья.
— Ты проснулся! — её лицо озарила улыбка облегчения, и она быстро приблизилась к Фенрису, усаживаясь прямо на пол и ставя рядом свою ношу. Она поправила странного вида одежду — странного потому, что она была белого цвета, — прежде чем заговорить: — Как тебя зовут?
Фенрис с недоверием глянул на подозрительную незнакомку. Разговаривать с собеседником в таком положении было неудобно, и он попытался привстать. Боль снова напомнила ему о том, что он живой, но он смог подняться на локте, даже не поморщившись.
— О, невежливо было спрашивать твоё имя, не представившись самой, — тем временем щебетала девушка. — Меня зовут Линея, —
