— А у вас на работе тоже все с цветными линзами ходят? Например, есть парни с фиолетовыми и оранжевыми глазами?
— Ах! — отмахнулась Катька. — Рассмешил. Ревнуешь, что ли? Ты же заходил к нам как-то. Одни геи у нас, Дрю. Сплошные геи-модели. Не волнуйся.
«Дрю». Говорить, что мне не нравится, бесполезно.
Я вздохнул. «Дрю» и культ моих глаз. С остальным у нас всё в порядке.
Катька включила телек. По экрану на тонких ножках шла вереница слонов Сальвадора Дали — бессмертный Somewhere I Belong от Linkin Park. Всегда любил эту песню, а клип ведь про сны. Неожиданно картинка сменилась: на экране появился японец, вещающий что-то по-английски на фоне токийских высоток.
Я оглянулся: позади стояла Катька с пультом в руках. Она протянула мне бутерброд в бумажном пакете.
— У тебя пять минут до выхода.
Вот так всегда, не любит она моё музло.
— Если хочешь выучить английский, то, может, на курсы пойдешь? Просмотр канала вряд ли сильно поможет, — заметил я.
— Со мной ещё Винсент на работе разговаривает, — отмахнулась Катька и добавила. — Не волнуйся, он гей.
Я надел куртку, наушники, сунул бутерброд в рюкзак и выскочил из квартиры. До метро пришлось пробежаться, а вагон, конечно, оказался набит битком. Толпа занесла меня внутрь, уминая народ ещё плотнее, какой-то дядька пнул локтем живот, и там голодно заурчало. Ничего, вот доеду до работы и слопаю бутерброд с кофе, благо, у нас можно есть за компом.
За что люблю свою работу, так это за ненапряжную, почти домашнюю обстановку. Четыре человека в небольшом кабинете — это не опенспейс какой-нибудь топовой корпорации. Там сисадминам несладко приходится: работы вал, дурацкий дресс-код, повсюду камеры понатыканы, каждый твой чих записывают.
А у нас один босс — Данилыч, и тот сидит в другом кабинете. Хочешь — ешь на рабочем месте, хочешь — матерись. Никто и слова не скажет. Музыку можно через колонки слушать. Дресс-кода, опять же, нет, хочешь — бороду отпускай да ходи в застиранном свитере.
На работу я прибыл вовремя. За опоздание на пять минут меня никто не убьёт. И я даже не оказался последним: место нашего тру-сисадмина Бориса пустовало.
Белобрысый Тёма, салага, совсем недавно влившийся в наш дружный коллектив, что-то сосредоточенно изучал на мониторе. Опять пришёл в белой выглаженной рубашке. Еще немного, и Данилыч начнёт нам его в пример ставить. Надо как-то намекнуть новичку, что нефиг баловать начальство.
Я перевёл взгляд на Макса. Вот как нормальные люди одеваются: толстовка и кеды. Макс попивал кофе и лениво скроллил мышкой новостную ленту «ВКонтакте». Пользуясь отсутствием Бориса, он, видимо, поставил на колонку популярные хиты: сейчас играл Natural. Наверное, единственная песня, которую я перевариваю у полупопсового Imagine Dragons. Ну что ж, как говорится, кто первый встал, того и тапки. Салагу к установке «рабоче-атмосферного» музла мы пока не допускали.
— Привет, ребята! — я кинул рюкзак на стул и, выслушав ответные возгласы, направился к обеденному уголку. Там меня ждала банка кофе, кружка с логотипом «Касперского» и пузатый электрический чайник с кипятком. Но расслабленно перекусить Катькиным бутербродом не удалось. В офис ввалился Борис. Как всегда, в застиранном свитере с пятнами от чего-то на животе, в бороде уже застряли крошки. Вот настоящий олдскульный сисадмин, у кого Салаге стоит поучиться!
— Столько оленей на дорогах, кирдык вообще! — возмущённо пробасил Борис. — Еле вырулил, ещё чуть байк не разбил из-за этой дуры силиконовой!
— Как-то странно приоритеты расставляешь, — заметил Макс. — Главное ведь, что сам цел.
— Может, всё-таки на общественном? Вон для замкадышей МЦД открыли же, быстро, говорят, удобно. По МКАДУ на мотике стремновато как-то, — подключился я.
— Эм-це-дэ! — передразнил меня Борис. — Вот сам и катайся на нём как селёдка в бочке!
Такие возмущения Бориса поутру были обычным делом, да и наши ответы тоже. Бородач выпускал пар, мы с Максом придумывали подколы. Салага, правда, сначала не понимал нашего утреннего ритуала и пытался защищать Бориса, но сейчас вроде привык. Вон улыбается даже.
— Я в метро так же катаюсь, главное, руки перед собой держать, чтобы кишки не выдавили, и норм, — ответил я, отхлёбывая кофе.
— Да конечно, машины-то у тебя нет, вот и маешься! — беззлобно махнул рукой Борис и решил сменить тему. — Пойдёмте курнём, что ли?
— Бросил, — напомнил я, и сразу стало тоскливо. Чёрт же меня дёрнул на этот спор с Катькой! И ведь не могу проверить, жрёт она свои тортики или нет. А меня каждый вечер обнюхивает, даже с ребятами просто так не постоишь.
— Ну-ну, — пробурчал Борис, и они с Максом пошли в курилку.
Воспользовавшись моментом, я подсоединился к колонке и поставил «Пикник». Это, наверное, моя самая любимая группа после Disturbed. Макс с Бородой не понимают, как можно слушать и русское, и зарубежное одновременно. А вот так. Русские наши — стихоплёты, они вкладывают душу в текст, а забугорные банды выражают суть через музыку. А тексты у них зачастую откровенное дерьмо. Да и на английском уже за душу не берёт.
— Бросил — это хорошо, — робко начал Тёма. — Я вот тоже не курю.
— Угу.
— Андрей, — не отставал Салага. — Тут у меня есть некоторые вопросы по поводу работы наших серверов…
— Давай, спрашивай, — вздохнул я.
Тёма открыл было рот, но тут мой телефон заиграл Queen. Отец, значит. Надо же, день рождения у меня не скоро, Новый год и 23 февраля тоже. С чего бы ему звонить? Случилось чего?
Я шикнул на новичка и принял вызов.
— Андрей, здравствуй, — в голосе отца чувствовалось напряжение. — Ты где?
— На работе, где ж ещё. А что?
— Мама умерла, — ответил отец, и в трубке воцарилась тишина.
Вообще-то моя мать умерла, когда мне было десять. А потом отец женился на какой-то вульгарной сучке и всю дорогу пытался заставить меня называть её мамой. Так и не понял, что никакая она мне не мать. Да эта стерва даже не старалась быть ей. В восемнадцать уговорила отца выпнуть меня в отдельную квартиру. Нет, я конечно был рад. Но не так. Когда понимаешь, что от тебя хотят избавиться… бесит одно её упоминание! Мама, блин. Умерла?
— Сынок?
— Да, я тут. — Что он от меня-то хочет? Умерла же. Надо соболезнования какие-то сказать. — Мне очень жаль. Ты как?
— Ты не мог бы приехать? — Мне показалось, или в его голосе действительно появились просительные интонации?
— Сейчас? — я посмотрел на часы. Десять утра. Но если сказать про «маму», Данилыч, конечно, отпустит.
— Да.
— Хорошо. Я попробую отпроситься и перезвоню.
— Что-то случилось? — Тёма запустил пальцы в белёсую чёлку и не сводил с меня тёмных глаз-пуговок.
