вздыхает мельник.
Надо же, как он ее все-таки любит!
Король в двадцатый раз смотрит на маленькую катушку у себя в руке. Зажмуривается и думает: «Неужто? Неужто это настоящее золото? Как бы кстати оно пришлось!»
Разграблению всякого королевства есть предел. Прекрасная пава с роскошным оперением, какой была когда-то его страна, стала голой, как лягушка. Налоги, указы, штрафы за все подряд – что еще придумать правителю?
Взять в долг – да, и он это делал чаще, чем подсказывал здравый смысл. Но терпение кредиторов потихоньку иссякает.
А лишить себя тех вещей, которые ему так дороги: одежды, закусок, десертов, дворцовой обстановки – короче, всего образа жизни – было бы слишком, не правда ли? Ведь все это его награда за то, что он… Что он король. А король этот – ничего не поделаешь – привык к роскошному гардеробу, к ужинам с бесконечной сменой блюд и в особенности к тому, что́ все эти вещи о нем говорят, – как он преуспел в жизни.
Поэтому никакую, даже самую завалящую, возможность пополнить казну упускать нельзя. Он в двадцать первый раз смотрит на катушку, которую принес ему мажордом. И кивает.
– Коня, сир?
– Коня, Пьер!
Солома
Другой день, совсем другой. Моросит дождь, облака висят низко, будто наступила осень.
Девочка сидит на том же стуле, но сегодня ей не мечтается. Отец ведет себя чудно́, почему – непонятно. Зайдет в комнату, поглядит на нее, вернется на скамью у дома, и так все время. Девочка встает и направляется к задней двери. Он тут же бежит за ней.
– Куда собралась?
– Никуда.
– Сиди спокойно, – приказывает отец. – Никуда не ходи.
– Но пора кур кормить!
– Куры подождут. Сядь. Возьми попряди, что ли.
– Шерсть кончилась, – говорит она. – Уже давно.
– А из чего ты в прошлый раз… на прошлой неделе свила… э-э-э… ту нить?
– Да из того, что под руку попалось. Из пучка соломы.
– Ах, соломы… – Кивнув, отец в очередной раз бросает взгляд в окно.
Девочка не хочет показаться неблагодарной, но все же не так она себе это представляла.
Поначалу все шло в точности как надо. Она удивилась, когда в ее каморку вошла толпа мужчин в плащах с меховыми воротниками в сопровождении стражников в шлемах и с длинными копьями. Удивилась, но, если честно, не слишком.
Она ведь знала, что однажды это случится. Правда, всегда представляла себе, что произойдет все на улице, что он почему-то будет одет как простолюдин, пастушок какой-нибудь, но она таки узнает его по прекрасным синим глазам, благородным чертам и властному тону, которым он обращается к овцам. И что, еще до того как он назовется королем, они тут же полюбят друг друга.
«Не соблаговолишь ли ты проследовать со мною во дворец?» – скажет он и так ласково глянет на нее – как тут отказаться?
То, что перед ней король, она поняла сразу – по короне и горностаевой мантии. Остальное показалось ей не слишком королевским. Волосы поредевшие, улыбка не то чтобы белоснежная.
Он протянул руку, как она всегда себе и представляла, но не затем, чтобы взять ее ладонь в свою или преподнести кольцо. Скорее так, будто он чего-то от нее хотел.
Золотая нить? Нет, больше у нее нет.
– Но она вмиг напрядет еще! – закричал из кухни отец. В каморке ему места не хватило.
– Это правда, девочка? – Наконец-то король заглянул ей прямо в лицо. Вот глаза у него были в точности такие, как надо. Ясно-синие, как озера. – Это ты сделала?
– Да, напряла, – просипела она в ответ: голос ей отказал.
– Хорошо, – молвил король. – Доставьте ее во дворец.
Он вынул из рукава платок и прикрыл им лицо. От избытка чувств, надеялась она. Но он при этом наморщил нос, будто в комнате смердело.
– Так на чем сойдемся? – прокричал из кухни отец.
– Помолчи, мельник! – рявкнул мажордом. – Сперва доказательства.
– А после – деньги, – донеслись до девочки слова отца.
Попрощаться с ним ей не дали.
Прискакал король на белом коне, это да. Но девочку подсадили к стражнику. Другой стражник прихватил ее прялку. Она изо всех сил старалась слепить из всего этого романтическую картину. Удавалось не очень.
На что она рассчитывала? На собственные покои с великолепным видом из окна и роскошным ложем? Ведь ей не так уж много и надо. Комнатушка где-нибудь в глубине дворца, где она сможет жить, пока не объявят о помолке, – большего она, право, и не ждала.
Но это!..
Сырой подвал. Низкие своды тянутся во все стороны, конца-краю не видно. Зато слышно: когда лакей запирал дверь, скрежет замка́ эхом разнесся меж темными колоннами – направо и налево, туда и обратно, все дальше, дальше и дальше.
Дрожа, она ласково проводит пальцами по прялке. Хоть что-то из родного дома! Всё утешение.
Когда она поняла, зачем ее сюда привели, то испугалась.
– Напрясть еще з-з-золота? Сейчас? Здесь? Но я не могу!
Король поднес катушку совсем близко к ее лицу. Его глаза, синие, как озера, смотрели на нее пристально.
– Это ведь твоих рук дело?
Она кивнула.
– Видишь, значит, можешь.
Она пожала плечами.
– Один раз смогла. Тогда, однажды днем.
– В чем же разница? Прялка твоя. А солома – она и есть солома. Или у тебя особенная?
Она помотала головой.
– Ну и отлично. Старайся хорошенько. Увидимся завтра утром.
– Но… – Она перевела взгляд с прялки и двух больших тюков соломы на короля, который уже наполовину отвернулся. – Почему…
И тут она вдруг поняла. Ну разумеется! Это Испытание. Он хочет проверить, насколько сильна ее любовь. Она кивнула и сказала твердо:
– Можете на меня рассчитывать, ваше величество.
Но он уже вышел за порог.
«Ну, вот Встреча и состоялась, – подумала она. – Но за Встречей всегда идет Испытание. А Предложение… Предложение он сделает завтра. Если я выполню его просьбу, если покажу, чего сто́ю. Завтра утром».
Уже утро? В подвале еще темно, но наверняка прошло много часов. Она честно старалась. Пальцы в кровь стерла.
И все же солома так и осталась соломой.
Вокруг валяются смятые пучки, липкие скатыши и несколько обрывков соломенной нити со следами крови. Но гладкой, тонкой, шелковистой нити нет как нет.
Не говоря уже о золоте.
Ее руки кровят и кровят, и слез уже не сдержать.
Как же ей это удалось, тем самым днем? Она не помнит. Светило солнце, она мурлыкала песенку, и нить вилась и вилась. Руки все сделали за нее.
