переднюю, она вошла в гостиную и спросила тихим, молодым и дрожащим голосом:
— Сколько еще номеров?
— Как, госпожа колдунья, — отвечал насмешливый женский голос, — вы, всезнающая, спрашиваете, сколько нас здесь?
— Не угодно ли вам сосчитаться, — повторила ворожея, не отвечая на насмешку.
— Хорошо!.. У меня первый номер, — отвечала усомнившаяся в мудрости ворожеи.
— У меня номер второй, — послышался голос другой женщины.
— У меня номер третий, — проговорил еще один женский голос.
Ворожея, вместо того чтобы по обыкновению, сейчас же пригласить одну из этих особ к себе в спальню, вдруг остановилась неподвижно среди них, словно случилось что-то внезапное. Среди мрака в комнате наступила такая глубокая тишина, что можно было слышать прерывистое дыхание ворожеи, охваченной странным и внезапным волнением. Но вскоре скептический номер первый подал голос и весело проговорил:
— Ну что же, госпожа колдунья, долго мы будем оставаться впотьмах? Я имею право войти первая и хочу скорей узнать судьбу.
Г-жа Громанш продолжала стоять неподвижно и молча, потом прошептала:
— Странно… три женщины?.. Что за связь?..
И после нескольких секунд раздумья она полуоткрыла дверь в спальню и сказала:
— Номер второй, пожалуйте.
— Одну минуту; у меня первый номер, и я не уступлю своей очереди, я стою за свое право, — живо проговорил насмешливый голос.
— Это правда, — ответила ворожея со странным выражением, делая многозначительное ударение на следующих словах, — вы очень дорожите вашим правом, сударыня, вы чересчур дорожите им.
Скептик номер первый был так удивлен и смущен словами ворожеи, что не возразил ни слова и пропустил вперед себя номер второй в кабалистическую комнату. Дверь в нее сейчас же закрылась.
II
Спальня ворожеи отличалась необыкновенной чистотой и вместе с тем спартанской простотой. Лампа под темным абажуром слабо освещала ее. Железная кровать, стол, четыре стула, комод, высокий ореховый шкаф составляли всю обстановку. Стены, оклеенные зелеными обоями, были голы; также отсутствовали обычные кабалистические эмблемы — чучела сов, крокодилов, змей, назначение которых — производить впечатление на простаков. Только на столе, среди нескольких колод карт, стоял магический прибор — хрустальная ваза в форме опрокинутого конуса, наполненная прозрачной водой, и ящик с золотыми, серебряными и железными медальками величиной с копеечную монету; медали были покрыты какими-то таинственными знаками.
Нельзя было рассмотреть, какова на вид ворожея, молода ли, стара, хороша или дурна собой: она всегда принимала в широком черном домино, из которого виднелись только красивые блестящие глаза. Номер второй, молоденькая и хорошенькая женщина, казалась смущенной, несмотря на плутовское выражение пикантного личика. Несколько раз она потупляла большие черные глаза и краснела до корней волос под испытующим взглядом ворожеи, которая молча рассматривала ее. Через несколько секунд г-жа Громанш проговорила тихим, почти ласковым голосом:
— Позвольте вашу правую руку.
И пока посетительница снимала шведскую перчатку, ворожея спросила:
— Вам неизвестны те две особы, что ждут в гостиной?
— Нет, сударыня. В темноте я не могла разглядеть их лиц, но мы обменялись несколькими словами, и я почти уверенно могу сказать, что не знаю этих дам; я раньше никогда не слыхала их голоса. Я приехала сюда со своей подругой, и она ждет меня на извозчике у подъезда. Я хотела только знать…
— Странно, — перебила ворожея, говоря сама с собой, — что это за связь?
— Какая связь?
— Извините, позвольте вашу руку, — сказала г-жа Громанш, не отвечая на вопрос.
Номер второй протянула руку. Ворожея отвернула широкий рукав домино и обнажила свои тонкие пальцы с розовыми отточенными ногтями, взяла руку молодой женщины и начала внимательно рассматривать те странные линии, что перекрещиваются на нашей ладони. Она вся ушла в рассматривание и только изредка переводила взгляд с руки на лицо клиентки. Она словно хотела сравнить начертанные на руке предсказания с линиями на лице и роняла слова, выдавав-шие ее мысли.
— Доброе сердце, — говорила вполголоса г-жа Громанш с чувством внутреннего удовлетворения, — чудное сердце, редкая деликатность.
— Сударыня… — скромно лепетала номер второй, краснея от этой справедливой похвалы.
— Прелестная натура, — продолжала ворожея, все более и более сосредоточиваясь, — ум прямой, правдивый, но мало развитой.
— О, вот это правда! — мило возразила номер второй, обрадовавшись такой критике, — ну, конечно, когда воспитываешься в среде мелких торговцев, то нет ни времени, ни средств стать образованной.
— Характер ровный и безумно веселый. Как она счастлива!
— Что верно, то верно! Вы угадали: я весела как зяблик, а счастлива как никто. Я хотела вас также спросить…
— Любящая, преданная жена… — продолжала ворожея.
— Постойте! Вы, следовательно, знаете, сударыня, что мой Жозеф лучший из людей? — сказала молодая женщина взволнованно.
— И нежная, любящая мать. Да, очень нежная мать.
— Что же тут такого? Все матери нежны, — возразила наивно помер второй, — это не хитро отгадать.
Вдруг ворожея задрожала, уронила руку клиентки к себе на колени, подняла глаза, словно созерцая что-то или собираясь с мыслями, потом перевела взгляд опять на руку клиентки и сказала, задыхаясь:
— Вы родились в 1821 году?
— Да, сударыня.
— Вам двадцать первый год?
— Да.
— Вы вышли замуж…
— 21-го ноября, — отвечала номер второй, удивляясь всезнанию ворожеи и ее тревожному голосу, — я замечала, что число 21 часто играет роль в моей жизни. Не правда ли, как это странно?
Г-жа Громанш ничего не ответила и приложила руки ко лбу. Она казалась огорченной; дрожь в плечах заставляла предположить, что она плачет и старается заглушить рыдания.
— Боже мой! Вы, кажется, плачете, сударыня? — спросила посетительница.
— Да, плачу, — отвечала ясновидящая.
— Вы плачете обо мне? Почему же? Ведь вы меня не знаете.
— Я вас вижу в первый раз; я не знаю, кто вы.
— В таком случае, что же заставляет вас горевать обо мне?
— Нечто ужасное. Но я еще не вполне уверена в том, чего опасаюсь за вас.
— За меня? Постойте, моя добрая, вы ошиблись. Я могу доказать вам, как дважды два — четыре, что я была и буду счастлива всю жизнь. Боже мой! Конечно, да. Я только хотела спросить, буду ли я всегда…
— Будем продолжать гаданье, — перебила ворожея, — желаете продолжать?
— Конечно, потому что я не трусиха и, как говорится, играю только на выигранные деньги. Что же может случиться со мной? Если вы на мой вопрос ответите «да», я буду рада; если «нет», — ну что же!.. — я все-таки буду рада. Надеюсь, у вас не часты такие посетительницы?
— Возьмите из этого ящика, — сказала, вздохнув, гадалка, — семь железных медалей, семь серебряных и семь золотых.
— Стойте, стойте! Опять число 21.
— Да. Теперь оставьте в руке четыре золотых медали, две серебряных и одну железную.
— Вот они.
— Бросьте их все сразу, как
