2024-го — еще 2,5 тыс. Заключившим контракт область единовременно выплачивала 100 тыс. рублей, с июня 2024-го сумму повысили до 400 тыс., сообщили областные СМИ .
Число подтвержденных потерь на войне ( по данным проекта Би-би-си и «Медиазоны» ), — 1820, одно из самых высоких среди регионов России, что, впрочем, отчасти соответствует большой численности населения области, которое составляет 2,9% населения России. Доля региона в подтвержденных потерях — 3,4%.
На территории современной Свердловской области еще с начала XVIII века располагались главные российские горные заводы. Соответственно, многие населенные пункты сформировались вокруг промышленных предприятий. В некоторых индустриальных городах Урала война существенно отразилась на экономике: производства, которые в последние годы находились в упадке, теперь встали «на военные рельсы», спрос на продукцию взлетел, зарплаты увеличились, а в города стали приезжать специалисты из других мест.
Однако ничего из этого не случилось в Черемушкине, где мы проводили исследование. Градообразующее предприятие в городе закрылось еще в середине 90-х годов. Население Черемушкина — около 10 тыс. человек. Значительная часть жителей заняты в бюджетной сфере и получают скромные зарплаты. Относительно прибыльным вариантом трудоустройства считается работа в деревообрабатывающем секторе — «на пилораме». После начала войны и введения санкций, по свидетельствам наших собеседников, дела в этой сфере пошли на спад, так как продукция в основном изготавливалась на экспорт. В относительной близости от Черемушкина расположены несколько исправительных колоний. Некоторые жители города либо работают в них сами, либо знают сотрудников и заключенных лично. Они в курсе происходящего в тюрьмах, и новости о вербовке заключенных являются для многих горожан рядовыми.
По свидетельствам самих черемушкинцев, их город — достаточно бедный по меркам региона. Во многих домах нет централизованного водоснабжения и газа. Проведение водопровода обходится жителям примерно в 100 тыс. рублей — для многих это слишком большая сумма. По ощущениям нашей исследовательницы, прожившей в Черемушкине около месяца, по застройке, быту и социальной организации город местами напоминает крупный поселок.
В Черемушкине есть «классический» набор мест и организаций, которые можно найти почти в любом российском городе такого размера: городская площадь, Дом культуры, музей, церковь, несколько административных зданий, школ и детских садов. В городе также есть несколько кафе, продуктовых и хозяйственных магазинов, аптек и салонов красоты. Несмотря на небольшой размер, город нельзя назвать изолированным — через него довольно часто проезжают путешествующие по Уралу туристы.
Если представить себе человека, заснувшего в Черемушкине вечером 23 февраля 2022 года, а затем проснувшегося осенью 2023-го, догадаться об идущей более полутора лет войне ему будет непросто. Обойдя город вдоль и поперек, за несколько недель наша исследовательница лишь несколько раз встретила символику, напоминающую о военном конфликте: две-три машины с наклейками «Z» и патриотическими лозунгами, пара выцветших флагов на фасаде городской гостиницы — один с «Z», другой в цветах георгиевской ленты, — утопленных в стене здания так, что их почти не видно. В городе нет рекламы службы по контракту и какой-либо символики на дверях госучреждений.
По словам хорошо знакомой с городским контекстом местной предпринимательницы Тони, видимые признаки войны практически полностью исчезли в Черемушкине за последний год: люди поснимали наклейки с автомобилей, прежде заметные проводы на фронт, похороны и отпевания мобилизованных перестали привлекать стороннюю публику, горожане стали реже обсуждать войну между собой.
В Черемушкине практически нет общественных пространств. Возможно, единственное подобное место — городское кафе «Улыбка», куда наша исследовательница приходила ежедневно, чтобы пообедать, поработать с ноутбуком или встретиться с информантами. Хотя она исправно старалась прислушиваться к тому, что обсуждают за соседними столиками, стать свидетельницей разговора посетителей на тему войны ей довелось лишь один раз. Днем в «Улыбке» собралась компания из восьми-девяти нарядно одетых мужчин и женщин 50–55 лет (как выяснилось, это была встреча одноклассников).
В один момент музыка становится тише, и у меня получается разобрать слова очередного тоста, произнесенного одной из женщин: «А давайте за победу!» Собравшиеся поддерживают тост: «За победу!», «За победу!». Как только утихает звон бокалов, другой женский голос произносит: «А когда уже победа-то наша будет?» Вопрос был обращен к высокому и грузному мужчине с низким голосом. Мне удается уловить только отдельные слова его ответа: «поляки», «фашисты», «НАТО». По окончании монолога следует реакция собеседницы: «А, то есть это надолго…» Разговор подхватывает другая женщина: «А я, когда молодая была, всегда про Вторую мировую думала: как жаль, что я в то время не жила, — так хотелось бы подвиг совершить! А сейчас думаю: вот я дура была! Сейчас понимаю, что я этого точно сделать не смогу». Ответ мужчины опять не разобрать. Понимаю только, что разговор заходит о Пригожине. Спустя минут десять после «победного» тоста разговор переключается на бытовые темы и обсуждение вопросов политики и войны больше не возобновляется (этнографический дневник, август 2023).
Трудно оценить, насколько рядовым является описанный случай. Возможно, тема была подхвачена и перенесена из церемониальной плоскости в разряд «насущного» («А когда уже победа-то наша будет?»), поскольку за столом сидел «эксперт» (в дальнейшем выяснилось, что мужчина — сотрудник ФСБ на пенсии). Показательно, что тема войны была легко подхвачена, не вызвав напряжения присутствующих, и так же легко отпущена, не вызвав бурного интереса и растворившись в бытовой болтовне.
В отсутствие общественных пространств многие горожане активно пользуются городским пабликом в одной из социальных сетей. По рассказам информантов, в первое время после начала вторжения люди там высказывались и вступали в дискуссии на тему войны. Со временем, однако, «неугодные» комментарии и посты (иногда вместе с их авторами) стали быстро удаляться из паблика — вероятно, одним из администраторов группы, местной чиновницей.
Подрабатывающая уборщицей и домработницей пенсионерка Алевтина Никифоровна, с которой у нашей исследовательницы сложились доверительные отношения, объяснила, что на комментарии с критикой войны стали «налетать», а в адрес их авторов сыпались типовые оскорбления
