Чего? А, бывают. Редко. Слабые.
— Насколько слабые?
— Ну… посуда как бы звенит. У бабки, значит, Анны в прошлый раз оконное стекло треснуло…
— Стой тут.
И без этих слов Рамиль ни за что не полез бы вниз. Одиноко торча на гребне, он наблюдал, как его спутник спускается к воде по опасному обрыву, ловко и как-то чуднО перебрасывая себя с уступа на уступ. Вот он достиг воды, вот зачем-то зачерпнул ее горстью и набрал в рот… пополоскал… выплюнул… начал карабкаться обратно.
— Пошли, — только и сказал.
Глина, держащая на склоне большие валуны и камни поменьше, с прошлого сезона дождей сама стала как камень, но все же Рамиль нашел, где поскользнуться. И был тут же подхвачен под мышки и удержан твердой рукой.
— Уф-ф! — выдохнул он, повращав глазами. — Спасибо!
— Благодарности не требуется.
Другой бы давно понял, в чем дело, но Рамиль, не отличающийся сообразительностью, все еще тупил.
— Чего это не требуется? Почему?
— Это моя обязанность.
— А! — прозрел Рамиль, и в его голосе смешались в равных долях любопытство, разочарование и легкий испуг. — Так ты… вы… значит, как бы прораб?
Время шло, не одаривая почти никакими эмоциями. Зачем они? Что человеческое, то и оставьте людям. Только люди способны бросить дело из-за какой-нибудь странной фантазии, продиктованной чем угодно, кроме разума, и сотворить любую глупость. Ничто — ну почти ничто — человеческое не чуждо и прорабам, но только не отказ от здравого смысла. В эмоциях же только один смысл: они хороши, когда помогают в работе. Если нет, то они не нужны вовсе.
Его не волновали ни жара, ни холод, ни чесотка. Экономя ресурсы, он давно отключил почти все внешние рецепторы. Когда местная летучая многоножка, невесть каким ветром занесенная на эту высоту, цапнула его в шею, он ощутил лишь легкий укол, тогда как любой человек на его месте принялся бы кататься и выть, а уж эмоций получил бы столько, что хватило бы на много лет вперед. Насосавшись не той крови, на какую рассчитывала, многоножка бестолково закружила, затем упала на камни и сдохла в конвульсиях. Тут человека посетило бы злорадство; прораб же лишь прикинул, на сколько минут потеря незначительного количества крови и нейтрализация яда сократят его ресурс, пришел к выводу, что минут на девять, и огорчился. Совсем чуть-чуть, чтобы не уменьшить ресурс еще на несколько секунд.
Прораб. На одном из древних земных языков это слово, склеенное из двух осколков, означало «производитель работ» — наверное, каких-то особенных работ, иначе не стоило бы изобретать специальный термин. То же слово, если к древнему языку добавить еще более древний, могло означать зависимого человека, который еще не совсем раб, но имеет все шансы стать им впоследствии. Pro-раб. Оба значения были одинаково близки к истине.
Быть человеком и одновременно не быть им — простая задача, если не общаться с людьми. Но с ними-то как раз приходится иметь дело всякому андроиду, созданному не для развлечения, не для удовлетворения чьих-то инстинктов и не как одноразовый продукт военного назначения, обреченный на гибель в соответствии с заданием командования, а просто для выполнения сложных работ. Прораб — андроид высшей касты, специалист на все руки.
Собственно, механические работы производит не он, для этого существуют управляемые исполнители — УИ, или просто уишки, называемые также сервами. Биотехнический организм прораба производит их и носит в себе до времени. Людям это кажется диким и пугающим, хотя каждый из них производит внутри себя, например, эритроциты. В чем разница? Разве только в том, что выделение эритроцитов вовне вместе с кровью для человека — авария, тогда как прораб выпускает сервов в штатном режиме.
Чаще всего они незаметны, но в плотном рое выглядят как малые движущиеся облачка или воздушные струи белесого окраса. Далекие потомки цифровых машин, управляемые волей прораба уишки-сервы способны на многое. Их возможности столь велики, а нюансы управления ими столь многочисленны и порой противоречивы, что человек должен быть отстранен от управления сервами ради собственной безопасности. Управляет прораб. Для того он и создан, для того и нужен людям.
Когда-то, столетия назад, число людей, которые, подучившись, могли полноценно управлять сложными компьютерными системами, исчислялось миллионами. С переводом интерфейса на мыслеуправление, требующее особой дисциплины ума, — лишь тысячами. Поначалу. Затем сотнями, десятками, единицами…
Понадобился посредник, и он появился. Прораб. Прокладка между могуществом человечества и убогостью отдельной человеческой единицы. Прорабов выращивали — сначала штучно, затем серийно, и уже открывался путь к их самовоспроизводству через банальный половой процесс. Понимал ли кто-нибудь, что человек постепенно превращается в заурядного паразита, который живет за счет более высокоразвитых существ, понемногу упрощаясь сам? Вряд ли.
— Задание понятно? — спросил менеджер.
— Вполне. Контракт прочитан и понят. Я поступаю в распоряжение…
— Закрой рот. Обеспечь им безопасность, это главное. Обеспечь ее так, чтобы не повлиять в отрицательном смысле на жизнь колонии, это второе. Словом, реши проблему. Не делай ничего выходящего за рамки контракта, а то знаю я эту деревенщину, им только дай что-нибудь на дармовщинку… И постарайся сам не угробиться, тебе ясно?
— Так точно.
Стандартные вопросы и ответы. Почти всегда одно и то же. Разговор длился недолго, и был он нужен только менеджеру. Будучи человеком, следовательно, несовершенным существом, тот выделял начальственной интонацией то, что не нуждалось ни в каким выделении.
В озере, конечно же, присутствовала жизнь. В отчетливо кислой воде дрейфовали и резвились местные простейшие из числа тех, что только и могут нормально существовать в минеральных растворах. Жизнь древняя, примитивная. Никаких следов присутствия более высокоорганизованных существ не обнаружилось. Рецепторы уверенно подтвердили то, на что сразу обратили внимание глаза: озеро — не карстовый провал, как мнилось вначале. Оно вулканическое. Котловина — кальдера вулкана, прилепившаяся сбоку к горному хребту. Судя по составу воды, вулкан еще не потух, хотя последнее извержение имело место по меньшей мере пять тысяч лет назад.
В поселке все уже знали то, о чем последним узнал недогадливый Рамиль. Сопровождая прораба к старосте, он то и дело ловил взгляды, полные любопытства и надежды. Большей частью они предназначались не Рамилю, а его спутнику, но какая разница? Рамиль приосанился. Пусть он не в центре внимания, но он рядом с ним, а значит, и о нем будут судачить. Не каждый день выпадает случай покрасоваться.
Прораб шагал по центральной улице с невозмутимостью биоробота, каковым, собственно,
