храм, последовал за отцом к небольшому белому домику, что ютился рядом с церковью. В прихожей их встретил седоволосый худощавый священник.
— Проходите, проходите, мои дорогие, — пригласил он. — Наслышан, наслышан, Сема, о твоей мореходке. Хорошее дело. А почему ты в черных очках?
— Да это у меня… — несмело начал Семен и снял "маскировку".
— Настоящий моряк у тебя, Захар, — засмеялся игумен Павел. — Ничего, ничего, бывает… — А подойдя ближе к Семену, продолжил: — Ты, родной, не просто поступаешь в мореходку. Ты начинаешь новую взрослую жизнь. Рядом не будет ни папы, ни мамы, и многие решения тебе придется принимать самостоятельно. Знай: главное — всегда оставаться православным человеком и никогда не терять свое достоинство. Не делай никому того, чего себе не желаешь. Многие испытания у тебя впереди. Ведь неспроста говорят: кто в море не бывал, тот горя не видал.
— Да я ему не раз об этом рассказывал, сам четыре года на эсминце служил, — не сдержался Захар.
— Значит, ты, Сема, знаешь, какую дорогу избрал. Благослови тебя, Господь, — молитвенно сказал отец Павел и перекрестил юношу. — Помоги, Господи, вам в дороге.
***
А дорога была неблизкой: Броды, Вильнюс, Калининград. На Южном вокзале столицы бывшей Восточной Пруссии Семен с отцом направились к кассе, чтобы взять билеты до конечного пункта — города Балтиморска. Там колыхалась извилистая разноцветная очередь, в хвосте которой остановились путники. Вдруг к ним подошел крепкого телосложения, одетый в широкие черные брюки и темно-синюю трикотажную кофту юноша с перебинтованной головой.
— Твой друг по несчастью, — прошептал на ухо Семену отец.
Что-то еще намеревался добавить Захар, но из середины очереди отделилась худощавая пожилая с добрыми глазами женщина. Она, поглядывая сочувственно на парня с покалеченной головой, обратилась к молчаливой толпе:
— Люди добрые, пропустите афганца, он заслужил…
"Афганец" хотел что-то возразить, но его покровительница уже бесповоротно организовала ему путь к узкому окошку кассы. Парень, засмущавшись, протянул потертый рубль. Тут кассир громко спросила, кто еще до Балтиморска, а то электричка скоро отправляется. Захар с Семеном прильнули к узкому окошку.
— Я билет дам только сыну, у него документ… вызов, а вам, отец, туда нельзя — город закрытый, — объявила усталым голосом женщина.
— Как? — отец смотрел то на кассира, то на сына.
В его глазах Семен впервые увидел слезы и растерянность.
— Ничего, папа, я сам доеду, — успокаивал Семен отца, а у самого по душе пронесся холодный балтийский ветерок, и он понял, что самостоятельная жизнь началась…
2
Перед растянувшимся в длину двухэтажным краснокирпичным общежитием мореходной школы, к которому примыкал такой же учебный корпус, выстроились в одну волнистую шеренгу новые курсанты. Всех их позвало сюда море, которого большинство парней и в глаза не видели. Перед будущими мореходами остановились в выглаженной форме капитана гражданского флота высокий и статный пожилой директор мореходки Виктор Кораблев и не обремененный годами, тучноватый, одетый в неопрятный серый цвета хмурого неба костюм преподаватель производственного обучения Максим Чижов.
Среди юношей выделялись стоявшие вместе два парня: Семен Селянко и его новый знакомый Александр Руль. Не столько привлекали внимание их крепкие фигуры, сколько ссадина под глазом первого и перебинтованная голова второго — уже знакомого читателю "афганца".
— Настоящие морские волки к нам пожаловали! — улыбаясь, воскликнул Максим Чижов.
— Здесь не радоваться, а взять на заметку нужно… — сердито одернула коллегу подошедшая худощавая бальзаковского возраста женщина — замполит Галина Суворова. — Я сразу хочу предупредить: мы этого не потерпим. Комсомольцы не должны ходить с синяками и ссадинами. У нас сразу привыкайте — военная дисциплина.
— Ничего, ничего, с кем не бывает, из таких потом вырастают хорошие и настоящие моряки, — сказал по-отцовски директор.
Он тепло и душевно поведал о мореходной школе, о том, скольких замечательных советских покорителей морей и океанов помнят ее крепкие стены. Ребята, слушая, ловили каждое его слово и радовались, что их обуреваемые мечтами сердца наконец нашли "свою гавань". Когда Виктор Кораблев закончил речь, взяла слово Галина Суворова. Она говорила о решениях партии и комсомола, обращенных к молодежи, о дисциплине, впрочем, о том, что вчерашним выпускникам набило оскомину на школьных линейках и политинформациях.
— У тебя что случилось? — тихо спросил Семен соседа.
— Одноклассника избивали четверо, а я заступился.
— А у тебя откуда такая красота? — поинтересовался Александр.
— Свою девушку защищал, — сказал Семен.
— Вы только посмотрите! — вдруг прервала пылкий диалог ребят замполит. — Я говорю о последних важнейших решениях… а они, представьте себе, разговаривают…
Виктор Кораблев приблизился к Галине Суворовой и тихо сказал:
— Ребята с дороги, устали, — а затем громко объявил: — Сейчас вам, курсанты, после переклички выдадут форму и поселят в кубриках.
— Ура! — казалось, выше мрачных облаков взмыло дружное восклицание.
Ведь сколько ждали… Замполит недовольно покачала головой, а Максим Чижов начал оглашать список. Воцарилась мертвая тишина — каждый боялся: только бы его не упустили. Никого не забыли.
Вскоре курсанты примерили форму и выстроились в очередь у нового трюмо. Наверное, красивые девицы меньше любовались бы собой у зеркала, чем парни, которые впервые увидели себя в давно пленившей воображение флотской одежде. Тут же все воспылали единым желанием — отправиться на встречу с морем. Мастер не смог противостоять мольбам и поедающим его взглядам ребят. Он, назначив Семена старшим, отвел курсантам целый час свободного времени.
Толпа стремительно понеслась туда, откуда доносился глухой нарастающий шум. По обе стороны центральной улицы, сменяя друг друга, красовались добротные дома необычайной архитектуры из красного кирпича, увенчанные такого же цвета черепичными крышами. Но даже невиданные достопримечательности древнего в прошлом немецкого города ребят ни на секунду не остановили… И вот они, уже пробираясь сквозь серые заросли кустов, наконец вышли на песчаный берег. Их обдало пронзительным ветром. Море, которое в представлении Семена должно было встретить его по-родному, ласково и приветливо, вело себя крайне сурово. Оно, отражая хмурое небо, устремляло к берегу огромные свирепые валы волн, создавая оглушающий гул.
— Вот это волны… — сказал Александр. — Это — настоящее море!
— Здравствуй, море! — воскликнул Семен. — Вот бы туда, — он показал на затянутый серой дымкой горизонт.
Но его уже никто не слышал. Курсанты, словно заразившись энергией шторма, то убегали от бросающихся на них сердитых волн, то догоняли их по мокрому гладкому песку. Над ними кружили, о чем-то перекликаясь, чайки и будто поддерживали безумный веселый кавардак.
— Хватит новые ботинки мочить! — первым пришел в себя Семен.
Отдышавшись, он, вторя ребятам, еще несколько минут любовался
