class="p1">– Какую еще ссору? Когда?
– Ну, когда ты рассказала, что у вас были танцы, и я обиделся… И сказал, что меня не интересует, с кем ты там у себя развлекаешься…
– Тьфу ты, Ханс, это же когда было! На ваш счет – почти десять лет назад. Неужели ты до сих пор не убедился, что я на тебя не сержусь?
– Да нет, я давно убедился, просто вдруг подумал…
Вьенна смотрела ему в глаза. Из-за сиреневого света в ее половине диспетчерской и затемненной стеклянной стены ее лицо казалось темно-серым. Оно не выражало эмоций, но Ханс точно знал – сейчас она смотрела на него точно так же, как и тогда, десять лет назад, после той его вспышки ревности, закончившейся признанием в любви. И чувствовала то же самое, что они оба испытывали в тот момент…
Тогда она поднесла микрофон совсем близко к лицу и заговорила, судя по едва заметному движению губ, очень тихо, словно боялась, что, несмотря на то, что связь у диспетчеров была автономной, их с Хансом могут подслушать. И он тоже, после первых же ее слов, сбавил громкость переводчика до минимума. Это был их первый разговор «шепотом».
– Ханс, я много изучала вашу культуру, – говорила Вьенна, – и очень удивилась, когда узнала, что у землян тоже существует такое понятие, как любовь. Оно совершенно не сочеталось со всеми остальными вашими особенностями. Не потому, что вы хуже, разумеется! Просто… Я даже не знаю, как это объяснить, чтобы ты понял и чтобы эта глупая техника правильно меня перевела… В общем, сначала мне показалось странным, что вы тоже умеете любить, но потом я получше во всем разобралась и поняла, что вы любите не так, как мы… По-другому…
– Как по-другому? – зашептал в микрофон Ханс. – Объясни хоть что-нибудь, я действительно не понимаю!
Ему показалось, что Вьенна глубоко вздохнула, хотя в той густой, с невероятной силой напирающей на все вокруг атмосфере, в которой она жила, это было просто физически невозможно.
– Понимаешь, Ханс… Если землянин или землянка в кого-нибудь влюбляются, они непременно хотят все время быть рядом с этим человеком. Если они из-за чего-нибудь расстаются, для них это очень тяжело, и они стремятся вернуться друг к другу как можно скорее. А если вдруг, по каким-то причинам, влюбленные не могут быть вместе, это вообще страшная трагедия.
– А у вас разве не так? – замороченно пробормотал Ханс. – Вы что, не хотите быть рядом с любимыми?
– Хотим, но для нас это не самое главное, – тщательно подбирая слова, отозвалась спикианка. – Гораздо важнее, чтобы твой любимый был счастлив. Если ему хорошо с тобой – это прекрасно. Но если для него будет лучше жить отдельно от тебя с кем-нибудь другим, ты не имеешь права настаивать. Ты понимаешь, о чем я сейчас говорю?
– Не совсем, – признался Ханс. – Разве можно знать наверняка, с кем твоей девушке будет лучше? Ну, или твоему парню, если мы о женщине говорим.
– Наверняка знать, конечно, нельзя, – согласилась с ним Вьенна. – Но в том-то все и дело, что вы, земляне, изначально уверены в том, что лучше всех вашим любимым будет именно с вами и ни с кем другим. У вас и мужчины, и женщины идут на самые разные уловки, чтобы привязать к себе любимого человека. И могут даже убить себя, если им это не удается.
– Ну, это крайности, – попытался Ханс защитить влюбленных соотечественников. – Всякое, конечно, бывает…
– Ну а у нас такого не бывает никогда. Если твой любимый счастлив не с тобой, а с кем-то другим, если ему хорошо где-то в другом месте, за него надо радоваться.
– Но ведь тебе-то без него будет плохо!
– Мне будет хорошо от мыслей, что он счастлив. Почему я должна думать о себе больше, чем о том, кого люблю? Для нас любовь – это когда в первую очередь думаешь о любимом, а потом уже о себе.
– Так ведь для нас тоже!
– Вы это говорите на словах, но поступаете прямо противоположным образом.
– Да вовсе нет!
– Ну как же, Ханс? Вот ты сам – прекрасно знаешь, что мы с тобой никогда не сможем потанцевать вдвоем, разве что в скафандрах. Но тебе, как я догадываюсь, очень бы этого хотелось. И ты злишься на меня за то, что я танцую с другими.
– Я не злюсь, мне просто…
– Тебе просто это неприятно, я понимаю. Но у меня все не так. Я бы тоже хотела побывать на вашей землянской вечеринке, но я не переживаю из-за того, что это невозможно. И, поверь мне, я очень рада, когда ты уходишь на встречу с землянами, и с женщинами в том числе. И когда улетаешь в отпуск, тоже. Потому что там тебе весело и интересно.
– Неужели ты совсем ни к кому меня не ревнуешь? – выпалил Ханс в микрофон и вдруг ошеломленно замолчал. До него стало медленно доходить, что только что сказала его напарница и что он сам у нее спросил. – Так ты что же… – заговорил он, вставая из-за стола и подходя к прозрачной стене. – Ты что, тоже меня любишь?
– Отвечаю на все вопросы по порядку, – подмигнула ему Вьенна, тоже вставая и приближаясь в разделяющей их преграде. – Не ревную. Люблю.
Тонкий сигнал вызова вернул диспетчера к действительности. Совместный землянско-альтаирский звездолет шел на аварийную посадку. Пальцы Ханса сами забегали по кнопкам, заставляя компьютер высчитывать оптимальное время и траекторию стыковки, в то время как второй диспетчер подробно выспрашивала связиста-альтаирца о состоянии корабля и о его экипаже и пассажирах. Одновременно передавая все данные другим сотрудникам, чьей задачей было проверить, действительно ли такой звездолет с такими людьми и альтаирцами на борту направлялся указанным маршрутом. С тех пор, как пять лет назад на «Квазар» было совершено нападение, это стало обязательной предосторожностью.
Тогда неожиданно вынырнувший из суб-пространства звездолет тоже объявил о серьезных неисправностях и о пострадавших на борту. А после того, как Ханс и Вьенна, в несколько минут подготовив все для стыковки, дали ему разрешение, на «Квазаре» начался кошмар, не прекращавшийся двое суток…
Жителям одной из дальних колоний захотелось стать отдельным, независимым от Земли государством, властям на Земле это не понравилось, и переговоры с ними завершились войной на планете, где эта колония находилась. И как раз в это время на далекий «Квазар» прибыла группа каких-то важных персон с Земли, захватив которых, колонисты могли потребовать прекращения войны у себя на родине.
Так бывало много раз,
