видела.
– Может, это несколько по-хамски… Но я сразу скажу, чтобы потом не возникло непонимания: исключены любые отношения между мной и заказчиком. Любые.
– Как вы… Как вы можете! Я ничего и не имела в виду! – она ещё больше раскраснелась, но лица уже не прятала.
– Я не хотел вас задеть или оскорбить… Просто люблю предельную ясность. Вы даёте заказ, оставляете задаток и всю нужную информацию и больше меня не видите. Вы не будете знать ни моего настоящего имени, ни где меня найти. Максимум, возможно, я сам один раз выйду на вас, чтобы какую-то информацию уточнить. А так – наша встреча единственная. После исполнения заказа вы просто передадите остаток денег куда я скажу.
– Я всё понимаю, – по слогам отчеканила женщина, – это просто комплимент был, ещё не хватало, чтобы я к мужикам клеилась!
– Я не сомневался.
– Ну и всё!
Они сели друг к другу ближе, стараясь не соприкасаться телами. Виктория отдала ему конверт с фото своей обречённой на смерть бабушки, рассказала всё, что его о ней интересовало, передала задаток, заботливо завёрнутый в платок.
Тяжелее всего было расставаться с деньгами. Фото бабушки, выглядевшей, впрочем, как девушка, она отдала легко, деловито, как бросают карту в игре, будучи уверенными в хорошем продолжении. А вот деньги… Руки дрожали и отказывались выпускать свёрток. Макс вопросительно посмотрел на неё, она опять смутилась и быстрым движением оторвала руки от своего богатства.
– Я просто на лечение дочери их копила, – всё ещё пряча от неловкости глаза, чуть слышно сказала она, – но этого всё равно недостаточно.
И продолжила скороговоркой, боясь, что сорвётся только что заключённая сделка:
– Я должна вам сказать, что остальное я смогу отдать только после того, как получу наследство, у меня просто ничего больше нет, кроме старой машины, но за неё много не выручишь. А квартиру я продала.
Мужчина смотрел на неё пристально, без угрозы, но сканируя насквозь – по спине пробежал холодок.
– Я вам дам месяц. За месяц успеете?
– Я надеюсь…
– Вступление в наследство – не такое быстрое дело, хорошо подумайте. Тем более… Вы уверены, что наследство достанется именно вам? Сколько наследников?
– Я одна. Она живёт одна, и у неё была только одна дочь – моя мама. У нас вообще много поколений женщины только одну дочь рожают. Мама умерла уже. Тоже от болезни. У нас это генетическое, видимо… – Виктория заплакала.
– Понятно. Значит, бабушка ваша избавилась от этой болезни, пройдя курс бессмертия, а вашей дочери отказала в помощи?
– Как вы догадались? – женщина разрыдалась ещё сильнее.
Мужчина хмыкнул:
– Тут не нужна особая проницательность… ладно, ситуация ясна. Я вам дам три месяца. Условимся, как будут деньги – подадите мне знак. Например, жёлтую деталь в одежде станете носить постоянно – я периодически буду за вами наблюдать.
– Почему жёлтую? – Виктория перестала плакать.
Мужчина вновь рассмеялся.
– Простите. Это не к месту, наверное. Но вы, женщины, бываете такими… непредсказуемыми. Можете не жёлтую, можете красную, например – главное, чтобы яркая деталь была, бросалась в глаза на расстоянии, понимаете?
– Хорошо, я найду что-то жёлтое.
– Можете какое-то другое – скажите только мне это сейчас.
– Жёлтое, хорошо, вы же сказали – жёлтое.
– Я сказал как пример…
– Нет, вы сказали: «жёлтое»! Что вы мне голову морочите?
Мужчина покачал головой, улыбаясь.
– Конечно, я именно так и сказал.
Он встал и махнул рукой официантке, попросив счёт.
– Подождите, – вдруг схватила его за полу пиджака Виктория, умоляюще заглядывая в глаза снизу вверх, как собака, которую хозяин оставляет дома на весь день.
– Ну, я собираюсь дождаться счёта, – ответил Макс, садясь на своё место.
– Я… Я… Я просто хотела сказать вам, чтобы вы не думали обо мне… будто я… убийца, – последнее слово она произнесла с явным трудом и шёпотом.
Макс громко вздохнул.
– Вам, наверное, все так говорят?
– Нет. Очень редко.
На его лице, как показалось Вике, промелькнула смесь брезгливости, безысходности и отчаяния. Но спустя секунду он взял себя в руки и смотрел на неё спокойно. Как на предмет.
– А почему вас волнует, что я подумаю о вас? – Макс на этот раз был серьёзен.
– Не знаю, почему-то… Просто мне больше не с кем об этом поговорить.
– Логично, – он обречённо откинулся на спинку стула, приготовившись посидеть с навязчивой клиенткой ещё.
На самом деле он был совсем не против. Короткая внутренняя борьба профессионального убийцы и одинокого человека завершилась победой последнего – в качестве небольшого бонуса себе, циничному и расчётливому – дать побыть тонким и чувствительным не только в мечтах, но и хоть полчаса наяву.
Женщина была интересная, не только внешне. Она отличалась от сотен других вокруг. На её лице постоянная смена мыслей и эмоций оставила едва заметные морщинки в местах, где у не истязающих себя рефлексией дам только натянутая, как на барабане, чистая и гладкая, как силикон, кожа, безжизненная и фальшивая. Руки у неё ухоженные, но со следами мелких царапин и потёртостей от домашней работы, а не восковые и отполированные, как из музея мадам Тюссо. Дрожащие от волнения пальцы слегка влажные от пота, а не мёртвые и цепкие изящные клещи циничных прижизненных трупов. Она была настоящая. Как из старых книг. Хотелось почитать её ещё.
Да и заведение это ему нравилось – одно из немногих, где всё ещё люди обслуживали людей, а ты не делал заказ в планшете на столе и тут же расплачивался картой, оставляя повсюду свои электронные следы. Наличка, которой он платил тут и которой с ним расплачивались клиенты, была олицетворением той свободы, что с каждым годом становилось всё меньше. И отнюдь не из-за цифровых технологий и роботов. Вопрос был в том, кто поставил эти цифровизацию и роботизацию под свой полный контроль, а вместе с этим – и всю цивилизацию.
Всего каких-то сорок лет назад наука решила вопрос бессмертия, сумев при помощи биотехнологий не только лечить все болезни и даже заново выращивать больные или утраченные органы, но и победить вечного врага и вечный страх, нависавший над каждым – смерть. И человечество, мечтавшее о новом витке развития, преодолении досадного своего несовершенства, мешавшего посвятить жизнь (гораздо более долгую, чем было ранее) всему лучшему, чего только может достичь общечеловеческий разум, помноженный на гуманистическую идею – внезапно покатилось в бездну своих пороков.
Первые лет десять после того, как мир облетело известие о невообразимом открытии генных инженеров, сумевших выделить гены, отвечающие за прекращение обновления клеток и их деградацию, проще говоря, за старость и смерть, все
