— Чьих пальца, сэр? — деланно вежливо осведомился бармен.
— Не валяйте мне тут дурачка! — мгновенно вскипел бизнесмен. — Вас что, не учили, как наливать в таких случаях?
Бармен пожал плечами и молча отмерил граммов пятьдесят джина.
— Какой тоник предпочитаете? — снова осведомился он.
— Грейпфруктовый, — с ударением на предпоследний слог рявкнул Ковалевский.
В общении с обслуживающим персоналом он считал правильным вести себя жестко, не подозревая, что путает умение держать дистанцию с элементарным хамством. Ну, а грамотность была вообще слабым местом «великого коммерсанта».
— И соломинку с оливкой давайте, как положено!
— Оливку положено в мартини, а у вас джин-тоник, — возразил бармен.
— Что вы мне мозги вкручиваете! Я что, по-вашему, похож на человека, не знающего, что где положено? Кладите, если клиент требует! Учить меня еще будет!
Первый посетитель отложил журнал и с интересом энтомолога[3]посмотрел на скандалиста. Бармен брезгливо опустил оливку в стакан.
— Белый «Давидофф» есть? — поинтересовался Ковалевский, шаря глазами по полке с выставленными сигаретными пачками.
— Восемь тысяч[4], — отреагировал бармен. — Пепельницу дать?
— Не нужно, — отказался бизнесмен, демонстрируя свою независимость от «жалкого халдея».
— С вас тринадцать пятьсот.
Николай достал новенькую пятидесятитысячную купюру, хотел со щелчком, взявшись за углы, расправить ее и красиво бросить на стойку. Действо вышло только до половины — он не рассчитал усилие и порвал купюру пополам прямо перед носом изумленного бармена.
Взбешенный Ковалевский попытался выдернуть из бумажника еще одну купюру, раздался треск, и рядом с половинками полтинника на черную поверхность стойки лег зеленоватый уголок червонца. Бармен и бизнесмен несколько секунд тупо рассматривали скрутившийся спиралью обрывок.
— Такие тоже не берем, — осторожно заметил бармен.
Багровый Ковалевский аккуратно расстегнул портмоне и припечатал к стойке очередной полтинник. Бармен бережно взял его двумя пальцами и переложил к кассе. Товарно-денежные отношения близились к финалу. Отсчитав сдачу и выставив на стойку заказ, работник общепита удалился в подсобные помещения, где он мог дать волю эмоциям. Общаться с финансовым Геростратом ему более не хотелось.
Коммерсант огляделся и решил подсесть к одинокому посетителю. Тот ничем не выразил своего отношения к произошедшему, и это, по мнению Ковалевского, заслуживало одобрения.
— Редкое хамство, — обаятельно улыбнувшись, Николай плюхнулся на стул, расплескав джин-тоник на брюки, и стал срывать обертку с сигаретной пачки. — Обслуга место свое забыла.
— Возможно, — согласился парень и отложил журнал.
— Бизнес или так? — спросил коммерсант, обводя рукой помещение.
— В смысле кафе — нет, в более широком — да, — туманно ответил собеседник.
— Значит, коллеги, — обрадовался Ковалевский. — И какой интерес?
— Новые формы оптовых поставок...
— О, свое дело? — Ковалевский обожал обсуждать с малознакомыми людьми вопросы торговли, намекая на «крутые связи» и щеголяя фамилиями сильных мира сего, в чьих друзьях он якобы состоял.
— Да нет, — вяло махнул рукой парень, — отчет для оптовиков готовлю. На свое дело пока рано замахиваться...
— Зря вы так, свое дело всегда лучше, — бизнесмен приготовился переубеждать своего визави. — Кстати, я не представился. Николай Ефимович Ковалевский, владелец и генеральный директор акционерного общества «Наш Дом ЛТД», — прямоугольник визитки лег на пластик стола.
— Михайлов Михаил Иванович, — отрекомендовался собеседник, — старший менеджер минского филиала фирмы «Саламандра».
— Имеете интересы в Петербурге? — поинтересовался Ковалевский, соображая, что может ему дать это знакомство. Сидящий напротив был одет неброско, но дорого. Николай, начинавший с перепродаж дешевых шмоток из Польши, оценил стоимость костюма в тысячу долларов, а обуви — в пятьсот. На руке Михайлова тускло блестели часы «Омега», по всей видимости — не подделка.
— Я недавно переехал сюда из Минска, пока присматриваюсь... — сообщил Михайлов.
Ковалевский начал сворачивать газетный кулечек для пепла. Он закурил, но пепельницы не обнаружил. Просить о чем-то бармена было ниже достоинства гордого бизнесмена.
Михайлов еле заметно улыбнулся.
— Давно в бизнесе? — Слово «бизнес» было для Колюни магическим, он употреблял его и по делу, и просто так.
— Седьмой год, — Михайлов внимательно смотрел, как пепел струйкой высыпался из плохо завернутого конца кулечка на брючину бизнесмена. — Сначала в Москве, потом в Нижнем Новгороде, Минске, теперь вот сюда перебрался, квартиру купил, пока ремонт, то-се...
— Евростандарт, — утвердительно кивнул Ковалевский. Другого способа отделки помещений он не признавал, считая обычное жилье «уделом серой массы».
— Конечно, — после секундной паузы согласился собеседник.
— А с работой как?
— В банк предлагают, но пока думаю...
— И на какую сумму в месяц рассчитываете?
— Две-три тысячи долларов, — не моргнув глазом, заявил Михайлов.
«Круто берет!» — завистливо подумал Ковалевский.
— А если с нуля, на фирме, как партнер?
— Тогда на процент с прибыли, не меньше десяти...
— Разумно, — одобрил бизнесмен. — Я смогу с вами связаться?
— Конечно, но не раньше чем через месяц, — невозмутимо ответил Михайлов, — когда мне телефон в квартиру проведут. Дом новый, только сдан...
— А мобильным не пользуетесь? Или пейджером?
— Еще не успел обзавестись. Мне фирма обязана предоставить, жду. Я ведь только позавчера приехал...
— Тогда вы — мне. Не забудьте, — Николай сбился на начальственный тон, — здесь и рабочий, и домашний. Обсудим перспективы бизнеса.
У Михайлова дрогнули уголки рта, но он взял себя в руки.
— Хорошо, обязательно позвоню. Только с делами немного разгребусь...
В дверях появилась Диана. По ее поджатым «куриной гузкой» губам Ковалевский понял, что примерка гардероба прошла неудачно. По всей видимости, отвисшая задница супруги слишком уж распирала коротенькие полы плащиков. Если не удастся до вечера что-нибудь купить, то Николаю предстоит и на этот раз обойтись без своей законной доли супружеской ласки, как это происходило регулярно. Закапанный джин-тоником и слегка присыпанный пеплом бизнесмен встал.
