мужик. Картины рисует, сюрреализм. Причём многие из них, в действительности, иллюстрации к разным топологическим понятиям. Ты, может, книжку его видела.
— Нет. У бабушки точно нет — а то б она мне обязательно показала.
— Могу с Ленкой передать, если хочешь.
— Конечно хочу. Спасибо. А в аспирантуре сколько учатся?
— Три года обычно.
— Значит, на первом курсе у меня будет знакомый аспирант.
— Если возьмут.
— Думаешь, я такая глупая, что не поступлю?
— Если меня возьмут. А ты, думаю, наоборот, очень умная.
— Смеёшься. Но всё равно спасибо.
Празднество шло своим чередом, никому не было до них дела. А они так и продолжали болтать обо всём на свете. Один танец за другим…
∞
В понедельник — как будто двух дней непрерывных возлияний показалось недостаточно — новобрачную торжественно провожали из общаги. Но как Вадим ни спешил, всё к его приходу было уже выпито, слёзы расставания пролиты, чемоданы собраны.
— О! Как раз вовремя, — Ленка вжикнула молнией куртки и напялила на голову шапку. — Вещи довезти не поможешь?
— Ну а муж тебе на что?
Здравый смысл настойчиво подсказывал, что делать ему там, у Кондрашкиных, нечего. Но ведь и Ленке прямо отказать не комильфо, верно?
— У твоей подруги юности, — вставил не без ехидства свою реплику новоиспечённый муж, — вещей на семерых хватит. Так что, поехали?
— Подожди, — Вадим протянул Кондрашкину принесённую с собой книгу, — сунь куда-нибудь. Сестра твоя просила посмотреть…
В квартире на окраине Москвы их встретила одна только Тоша: родители всё ещё не вернулись с затянувшегося празднества. Ненакрашенная, с простым хвостом на затылке, она правда выглядела гораздо младше. Как раз на восьмой класс… Поставив в прихожей чемоданы, он собрался тут же уйти, но Ленкин голос откуда-то со стороны кухни остановил его:
— Вадька, ну ты где там застрял? Разувайся по-быстрому, ужинать будем. Столько вкуснятины со вчера осталось…
А потом сели смотреть телевизор. Ленка с Кондрашкиным оккупировали единственные плацкартные места — два кресла по бокам торшера со столиком — а Тоша привычно устроилась прямо перед экраном на ковре. Наверно, это как у них заведено было: родители в креслах, а Кондрашкин с сеструхой — вот так…
— Вадим… — похлопала она ладошкой по ковру, приглашая его сесть рядом…
По телевизору, по четвёртой программе, как раз начался фильм. «Белые ночи», по Достоевскому. Старый — и не в меру экзальтированный, на его вкус. Но как-то уж очень подходящий к настроению…
— Послезавтра у меня день рожденья, — Тоша чуть повернула голову, слегка наклонившись к нему.
— Поздравляю, — так же шёпотом ответил он.
Понятно, что это не было приглашением. Восьмиклассницы не приглашают на свой день рожденья пятикурсников. А если даже и захотят, никто им этого не позволит — какими бы взрослыми сами они себя ни считали… Напрасно она ему это сказала, чем меньше он о ней знает, тем лучше… Напрасно он вообще заявился сюда…
Вместе с Ленкой и братом она вышла проводить его в прихожую. И все трое махали ему, высунувшись из дверей, пока он спускался по лестнице… А потом он увидел её чёрный силуэт в светящемся прямоугольнике окна. Она прижалась лбом к стеклу, закрывшись от света руками. Он махнул ей ещё раз — и она махнула ему в ответ…
∞
Весь следующий день Вадим провёл в поисках. Рынки, вокзалы, даже кладбища… Он в очередной раз спустился в метро, оставалась последняя слабая надежда…
— Мальчик, — рассмеялась в ответ на его вопрос пожилая сотрудница Ботанического сада, — ну нельзя же верить всему, что в стихах пишут. Не бывает в природе чёрных роз. А если б и были, мы цветами не торгуем.
— А какие бывают? Мне правда очень нужно. Я заплачу любые деньги.
В кармане было тридцать два рубля с копейками, всё, что оставалось до стипендии. Но это ерунда: талонов на обед ещё целая куча, а как кончатся, так хлеба к стакану чая можно в столовке набрать сколько угодно…
— Тёмно-тёмно-красные бывают. Завтра ещё поищешь.
— Мне обязательно сегодня надо.
Он смотрел на неё таким умоляющим взглядом, что ботаничка сжалилась.
— Ну, если от тебя другим способом не отделаться… Подожди здесь.
Она вернулась с едва начавшим распускаться бутоном на длинном колючем стебле.
— Целлофана у нас нет… Вот что, заверну-ка я её тебе в кальку. Под курткой держи, чтоб не замёрзла — но осторожно, не помни.
— Спасибо. Сколько с меня?
— Да иди уж. Сказала же: не торгуем.
На «Проспекте мира» Вадим вернулся на кольцевую — кружить по ней предстояло ещё несколько часов. И с каждым витком он всё больше и больше утверждался в мысли, что от затеи этой следует отказаться. По множеству причин. Пересесть на красную и вернуться в общагу. А розу Саньке отдать — пусть Ермеше своей подарит… Пора. Он вышел из вагона и по опустевшей платформе направился к переходу. Осталось только несколько станций по радиусу…
Мороз к ночи ударил по-настоящему, хорошо, догадался перед выходом в шарф розу завернуть. Ледяной ветер насквозь продувал не до конца застёгнутую куртку. А от метро ещё пилить и пилить, автобусы уже не ходят… Но вот наконец и нужный дом, подъезд. Стуча зубами от холода, Вадим поднялся на третий этаж. Последний шанс развернуться и уйти… Он бросил взгляд на часы. Самое начало первого, порядок. Всё, что делаешь, надо делать хорошо… Пристроив цветок в ручке двери, он нажал на кнопку звонка. Затем ещё раз, подольше, пока не услышал за дверью шагов…
Никогда не убегай вниз. Никогда не убегай в таком деле, точка. Это гениальное «ушеспасительное» правило привёл как-то раз в трёпе об инерции мышления его сосед по комнате. Прячься от неминуемого возмездия там, где тебя ни за что не будут искать. А именно, этажом выше…
— Кто там? — послышался снизу недовольный голос Кондрашкина. И ещё через пару секунд — негромкий скрип открываемой двери.
— Володя, что там такое? — а это уже сонная Ленка.
— Не знаю…
Услышав щелчок замка, Вадим так же тихо спустился вниз и приник ухом к замочной скважине.
— Тошка! Скорей! По-моему, это тебе…
— Мне?.. От кого?..
Кто-то куда-то побежал. Ленка говорила ещё что-т0, но он уже не разобрал слов. Зажурчала льющаяся из крана вода… Подождав ещё минут пятнадцать, пока в квартире снова не воцарилась тишина, он двинулся в обратный путь…
∞
— Гражданин, здесь спать не положено, — его энергично тряс за плечо взявшийся откуда-то милиционер.
Вадим с трудом поднялся со скамьи на ноги. Всё тело окоченело, пальцы ног не чувствовались совсем. Пожалуй, лучше и правда пройтись… Пробежаться
