была самого Мишки Горемыкина, – начал Сергей Филимонов, друг и соперник пропавшего, тоже из семьи недавно выбившихся в миллионщики купцов. Свою маску с волчьей мордой он сдвинул на макушку. – Он вышел на балкон, звякнул ножом о бокал, и сказал что-то навроде: «Господа, объявляется охота». Маскарад, сами видите, у нас был посвящен царству зверей. Михаила достал мешочек с фантами, куда каждый гость бросил свою безделушку в начале вечера. Потом объявил, что тот, чей фант он вытащит первым, назначается охотником. Этот человек должен был выйти в Ореховый салон, пока официанты гасят свет, а гости прячутся. Затем охотнику полагалось в полной темноте найти всех зверей.
– Я лублу ахоту, да? – пояснил князь Киприани, обладатель столь гордого профиля, что маска орла ему особо не требовалась. – Если бы Миша нэ дастал из мешка мой пэрстень, я би сам просился в охотники. Киприани прятаться нэ привыкли! Даже для игры! Это бил би позор! Но Миша сказал: «Георгий, дружище, твой черед ахотица». Я обрадовался, вишел в салон. Патом афициант сказал мне, что пора возвращаться и искать.
– Я не думала, что будет так страшно! – дрожащим голосом заявила Василиса Попова, миловидная блондинка в маске овечки, пребывающая во власти двух заблуждений – А) что княгиня Киприани так и останется в Тифлисе, не мешая ее счастью с князем, и Б) что сама Василиса достаточно талантлива для труппы, как минимум, Малого театра в Петербурге. – Мы с Георгием были в «Санктуарии» много раз, но, знаете, есть что-то жуткое даже в знакомых местах, когда гаснет свет. Я будто очутилась в огромной мрачной пещере. Для остальных это было веселой игрой. Я слышала, как гости смеются и перешептываются в разных углах зала. Георгий даже нашел нескольких на слух. Но, повторюсь, мне было страшно. Как будто там, в темноте зала было что-то, кроме нас. Я пряталась за колонной, у лестницы на второй ярус, и мне показалось, что мимо меня что-то… Как вам сказать? Прошелестело! Да, прошелестело! Я даже подумала, что это… – она понизила голос до шепота. – платье Белой дамы!
– Я здесь недавно, буквально неделю, – оправдывающимся тоном сказал Иван Никулин. Павлу показалось, что Корсаков смотрит на молодого человека совсем иначе, чем на других гостей, с затаенной усмешкой, но не стал вмешиваться в разговор. – Но перед самым балом слышал от других про Белую даму. Мол, нельзя оставаться в «Санктуарии» на ночь, иначе придет Белая дама.
– Чепуха и суеверия, – возмущенно фыркнул Жан-Филипп. – Конечно, я знаю об этих слухах. «Санктуарий» открыли в бывшем особняке Никитиных, когда род прервался на Дарье Павловне. Якобы, ее дух до сих пор не покинул свой старый дом, поэтому в ресторане нельзя оставаться на ночь. Видите ли, Дарья Павловна не любит шумных компаний и придет за самым пьяным и громогласным гулякой. Но, право слово, «Санктуарий» каждый год принимает торжественные ужины и балы, которые затягиваются до утра, и никто – повторюсь, никто – не видел Белой дамы и уж конечно же не погиб и не исчез!
– Да, кажется Василиса очень перепугалась, но мы не обращали на это внимания, – у Аполлонии Иоаннидис был томный хрипловатый голос, гипнотические черные глаза, а ее формы подчеркивало эффектное зеленое платье, обрамленное серебряной чешуей, ниспадающей шлейфом до пола. – Мне вообще игра показалась скучным ребячеством, поэтому я быстро дала князю себя поймать. Постепенно в салоне собрались все гости, кроме Михаила. Скажу откровенно, вот это я нашла крайне забавным!
– Аполлония сказала «Медведь спрятался в берлоге! Давайте же найдем его!», – подтвердил Филимонов. – Мишка действительно был в маске медведя. Он и в жизни-то такой же – огромный, чуть косолапый… В общем, Аполлония распахнула двери в зал и мы шумной толпой ворвались туда. Света по-прежнему не было – мы посчитали, что так будет веселее. Но затем начали беспокоиться.
– Зал нэ маленький, это вэрно, – кивнул князь Киприани. – Там столы, растения, колонны. Балконы есть! Но там нэлзя спрятаться, кагда тэбя ищут двадцать чэловек! Ми начали звать его: «Миша, косолапый, выхади, ахота закончилас». Но он нэ аткликался! На балконе ми нашли его бокал…
– Откуда вы знаете, что его? – спросил Корсаков.
– Ха! Никто, кроме Миши не пил такой отвратитэлной греческой бурды из аниса!
– Я сказала, что Белая дама забрала его, но меня никто не послушал, – Василиса, казалось, готова была разреветься. – Мы позвали официантов, дали свет, и еще раз обыскали весь зал. Ну, то есть не совсем «мы», искали без меня, конечно! Я осталась в салоне. И. поверьте, ноги моей больше не будет в этом зале и в этом ресторане!
– Михаил обладает грубоватым чувством юмора, – Аполлония вложила в губы длинный мундштук и затянулась папиросой. – Но такая шутка даже для него чересчур. К тому же, я просто не понимаю, как он мог пропасть из закрытого зала. Конечно, он мог бы подкупить официантов, чтобы те выпустили его тайком…
– Нет, все двери были закрыты, Жан-Филипп приказал мне убедиться лично, – тряхнул головой Никулин. – Насколько я понял, господин Горемыкин отнесся к игре со всей серьезностью. Поэтому единственный открытый выход из зала вел в Ореховый салон, а там дежурил сам Жан-Филипп. Один, конечно, но уж он бы заметил, если бы Горемыкин объявился!
– А вы сами в зал не заглядывали, пока гости не позвали распорядителя и официантов на помощь? – поинтересовался Корсаков.
– Конечно, нет. В игре участвовали только гости, нам было запрещено входить в зал. Да и зачем мне это?
– Ну, как же! – Владимир ехидно улыбнулся. – Позвольте вопрос: идея устроиться в «Санктуарий» официантом, чтобы написать статью о разнузданных нравах современной молодежи, принадлежала редактору «Московского листка» или вы сами ее предложили?
– Что?! – пораженно уставился на него Никулин. – Как вы?..
– Иван, этот господин прав? – гневно воскликнул Жан-Филипп, слушавший их разговор.
– Этот господин всегда прав! – лениво подтвердил Корсаков. – Но с бойким пером современной прессы вы будете разбираться потом, а пока покажите, пожалуйста, какие двери ведут в колонный зал?
Соседнее помещение полностью оправдывало название. В отличие от Орехового салона, где низкий потолок оставлял несколько давящее впечатление, колонный зал был огромен. В центре на мраморном шахматном полу разместились несколько столов. Места было достаточно, чтобы устраивать скачки. Вдоль каждой стены шли альковы с колоннами, на которых покоились балконы второго этажа. Зал оживляли тропические растения и журчащие фонтаны. Остались неубранными новогодние украшения – гирлянды и разноцветные флажкие, но их яркость терялась в полутемном помещении. Жан-Филипп закрыл двери за Корсаковым и Постольским,
