Игорь Евдокимов
Дело о белой даме
Ресторан «Санктуарий», Москва, 18 января 1884 года
Владимир Корсаков появился как раз когда метрдотель нервно щелкнул крышкой миниатюрного «Брегета»1. Молодой человек прошествовал в фойе ресторана, бодро постукивая по мраморному полу всегдашней тростью. В оценке времени они с метрдотелем не сошлись бы – распорядитель полагал, что четыре пополуночи это «поздно», Корсаков же склонялся к «чертовски рано». Он остановился в центре роскошного, освещенного многочисленными люстрами фойе, и упер кончик трости в пол, мрачно обводя взглядом помещение. Навстречу ему шагнул молодой человек в синей униформе со светлыми волосами и аккуратными усиками, из тех, что казались обязательным атрибутом любого жандарма.
– Зная тебя не буду даже пытаться извиняться и благодарить за ранний подъем, – сказал поручик Павел Постольский. – Перейду сразу к делу, чтобы не тратить время. Сегодня… То есть, прости, уже вчера вечером постоянные посетители «Санктуария» собрались на бал-маскарад. Гвоздем программы оказалась игра в прятки…
– Во что?! – от удивления Корсаков даже прервал зевок, которым он сопровождал речь поручика.
– Представь себе! Ты же бывал в «Санктуарии»? Тогда представляешь размеры их колонного зала. По команде наследника миллионщика Горемыкина, Михаила, официанты погасили все лампы. В зале установилась полная темнота. Гости спрятались в разных уголках, кроме… – тут Павел сверился со своими записями. – Князя Киприани, которому по фантам выпало искать остальных. Найденные игроки затем перемещались в Ореховый салон. Вскоре там собрались все гости, кроме, собственно, Горемыкина. Они вернулись обратно в зал и повторно обыскали его все вместе, затем – при свете и с помощью прислуги. Но Горемыкин как сквозь землю провалился. Никто не видел, как он покидает зал. Его экипаж и кучер остались ждать хозяина. Посылали к нему домой, но там он также не появлялся. Это всех обеспокоило, была вызвана полиция. С учетом баснословного состояния Горемыкина прибыли они быстро. Одновременно об этом случае узнал полковник – не спрашивай, как, сам знаешь, у него глаза и уши везде. Я как раз находился в Москве проездом, меня буквально сняли с поезда в столицу. Приказ был привлечь заодно и тебя.
Закончив объяснение, Павел развел руками, словно извиняясь за отсутствие деталей.
– А раз ваш полковник заинтересовался этим делом, то версия, что Горемыкин весьма успешно спрятался, критики не выдерживает… – подытожил Корсаков. В этот момент пухленький метрдотель, нервно переминавшийся с ноги на ногу, наконец-то набрался смелости подойти к ним:
– Господа, прошу меня простить, но час поздний, а мои официанты и гости…
– Пробудут в Ореховом салоне ровно столько времени, сколько я сочту нужным! – отрезал Постольский. Корсаков не мог не отметить, что за три года, прошедшие с их знакомства, Павел заметно переменился. На смену наивному молодому человеку приходил все более жесткий и уверенный в себе жандарм.
– Что думаешь сделать сначала? Осмотреть колонный зал или опросить гостей? – спросил Павел тем временем.
Корсаков задумчиво пробежался пальцами по рукояти своей трости, переводя отсутствующий взгляд с пышных растений, украшающих фойе, на потолок с изящной лепниной. Внезапно он резко шагнул вперед, взял под руку метрдотеля и поинтересовался:
– Как вас зовут, сударь?
– Жан-Филипп… – растерянно отозвался метрдотель.
– Tres bien, Жан-Филипп! Отведите меня в Ореховый салон, пожалуйста.
Корсаков не зря прикоснулся к собеседнику – хотя после встречи со своим кошмаром в Смоленске два года назад его дар стал куда менее услужлив, перед внутренним взором Владимира все так же пролетали мимолетной вспышкой чужие мысли воспоминания.
В этот раз он пронаблюдал за усилиями взволнованного метрдотеля, пока тот направлял официантов, осматривающих зал ресторана. Те прилежно заглядывали под столы и в темные углы, но безуспешно.
Павел, давно привыкший к внезапным и не всегда понятным жестам своего коллеги, просто последовал за Корсаковым и Жан-Филлипом. Правда, по дороге Владимир был вынужден отстраниться от распорядителя – тот благоухал так, словно по ошибке вылил на себя весь флакон одеколона. Корсаков, и так невыспавшийся, всерьез опасался, что сногсшибательный аромат организует ему мигрень.
Ореховый зал представлял собой длинную комнату с относительно низким потолком, убранную драпировкой из дорогих тканей и панелями из орехового дерева, которое и дало название помещению. Свет давали огромная лампа, свисающая над банкетным столом в середине комнаты, и газовые рожки на стенах. Роскошь подчеркивали бархатные занавески и висящие картины.
Всего здесь собрались около 30 человек, представлявшие две неравных группы – как по количеству, так и по социальному положению. Одна, сплошь состоящая из молодых людей, расположилась за банкетным столом. Одного взгляда хватало, чтобы понять – каждый из присутствующих оказался здесь либо благодаря звонкой и древней фамилии, либо звонкой и недавно заработанной монете. Гости переглядывались и переговаривались, игнорируя накрытый стол, заставленный фруктовыми корзинами, балыком, семгой, икрой и всеми возможными видами шампанского.
Вторую группу составляли официанты и работники ресторана. Им места за общим столом не предложили, поэтому бедняги были вынуждены стоять. Один пожилой измученный лакей дремал, привалившись к стене. Салфетка, которую он не выпускал из рук, смотрелась белым флагом – старик будто признавал свое поражение перед морфеем. Его более молодой коллега позволил себе сесть на пол, но вынужден был вскочить, когда в комнату вошел метрдотель.
Здесь Корсаков продолжил оригинальничать. Молодой человек прошелся по всему салону, пожимая и целуя протянутые руки, ненадолго задерживаясь у каждого из присутствующих. Закончив с этим странным ритуалом, он вернулся к Постольскому и прошептал что-то ему на ухо, при этом невежливо указывая пальцем на нескольких гостей. Жандарм лишь пожал плечами, сверился со своей записной книжкой и громко объявил:
– Господа, я попрошу остаться следующих персон: Сергей Васильевич Филимонов, Аполлония Иоаннидис, князь Киприани, Василиса Попова и… – тут он осекся и посмотрел на официанта, который присаживался у дверей. – И вы. Простите, не знаю, как вас зовут.
– Иван, – удивленно ответил молодой человек. – Иван Никулин.
– Спасибо. Вы также останьтесь. Остальных благодарю за ожидание и прошу удалиться. Не покидайте город, пожалуйста, до воскресенья – полиции могут потребоваться ваши показания. Сейчас же не смею задерживать.
По указанию Постольского метрдотель разместил в дальнем углу салона отдельный маленький стол. С одной стороны за него уселись Павел и Корсаков, с другой на стул поочередно присаживался каждый из гостей. Причем собеседников Владимир тасовал, словно колоду карт, опрашивая их по несколько раз.
– Могу сказать вам точно – идея
