старого красного дерева. Странные заголовки были на этих книгах. «С чего начинать пытку молодой женщины». «Насилуем ребёнка- как всё сделать правильно». «Блюда из мужчины в возрасте. Более 1000 вкусных рецептов на каждый день». «Пособие для расчленителя. Новый взгляд на любимое хобби». Дерьмо. Таких книг не должно существовать, но они здесь были.
В самом конце совершенно пустого крыла магазина, куда выходили несколько дверей, находился небольшой прилавок, за которым согнувшись, сидела и как будто спала странная фигура. Тусклый кроваво- красный фонарь освещал её сзади, отбрасывая огромную уродливую тень на помещение. Я приблизилась и остановилась перед ней.
— Мне нужен ключ от всех измерений, — громко и властно сказала я, но мой голос не имел здесь силы, он приглушился в кроваво-красном полумраке.
Ключник поднял голову и уставился мне в лицо горящими красным светом глазницами из под капюшона. Вокруг них была тьма.
—Плата, — раздался тихий шелестящий голос.
Я вытащила армейский клинок, отточенный как бритва, положила левую руку на стол и, примерившись, одним решительным движением отрезала крайнюю фалангу мизинца. Кровь хлынула ручьём, а мозг взорвался от нестерпимой боли, но я усилием воли подавила крик. Странное дело- хоть кровь и бежала на поверхность стола, на его поверхности не было ни капельки, она вся поглощалась пыльной столешницей.
Ключник протянул руку и дал мне чёрный, странного вида тонкий браслет. Внутри его полупрозрачной поверхности билось багровое тусклое пламя. Я надела браслет на левую руку и дикая боль обожгла моё запястье — браслет, разрезав кожу, ткани и сухожилия, плотно охватил мои кости. Повреждения тут же заросли, оставив грубый страшный шрам на запястье.
Демон дал знак уходить. Не успела я подумать, что хорошо бы вернуться домой, как браслет запульсировал дикой нестерпимой болью, всё помутилось в моих глазах и я очнулась дома, в своей кровати. Тихо играла музыка из стереосистемы, неярко горел ночник. Ведь это был сон, всего лишь сон. Но рубец с запястья не исчез.
Глава 3. Вокзал
Кривые улицы в окружении старых домов сбегались к вокзальной площади, тонувшей в полумраке. Здесь был вечер, а возможно и всегда царила темнота. Где-то далеко что-то происходило, какой-то гигантский катаклизм. Было слышно как ломаются и сталкиваются горы, глухой низкий гул заполнял всё пространство, но это никак не сказывалось на обитателях этого места. Они спокойно занимались своими делами.
Прохладный воздух холодил моё тело, иногда с неба брызгало дождём и мелким колючим снегом, мокрый асфальт тускло блестел в свете редких фонарей. Автомобилей на дорогах не было, только светофоры мигали по одному известному им алгоритму, но цвет их огней непонятно что означал- синий, оранжевый, фиолетовый, белый в разных сочетаниях.
Я медленно шла по площади и осматривала всё вокруг, и одна улица, отходящая от неё, привлекла моё внимание. По бокам её находились очень старые дома, наверное, постройки начала века. В редких окнах горел свет. На газоне перед домами росли огромные ели. Не просто небольшие ёлки, а именно ели, как в лесу, нескольких десятков метров высотой. Они затеняли всё, и улица выглядела лесной дорогой, в глубине которой слышался волчий вой и мелькали светящиеся в темноте глаза. Предательский холодок пробежал меж лопаток и я невольно ускорила шаг, вытащив магнум изз кобуры.
Через несколько минут ходьбы по тёмной площади передо мной возникли облезшие ворота с надписью над ними- "Рынок", над которыми качался тусклый жёлтый фонарь. Я решила заглянуть туда, но ничего не увидела в кромешной тьме. Но там кто-то ходил и стонал.
Недалеко у входа находилась одинокая палатка, где два поёживающихся от холода парня что раскладывали на прилавке и тут же убирали в огромные клетчатые мешки, стоящие рядом с ними. Я подошла ближе. На прилавке лежали предметы, отдалённо похожие на автомобильные запчасти, только не новые, а весьма основательно попользованные, все в ржавчине и, вроде бы, в крови. Парни непрерывно раскладывали их и тут же убирали в мешки, а потом снова доставали.
— Соль продаёте? — спросила я сама не зная почему.
— Нету у нас ничего, а соли тем более, и вообще мы уже закрываемся, — ворчливо ответил один из парней, искоса быстро взглянув на меня из-под длинной чёлки.
Был он одет по блатной моде 90х годов 20 века — в красные штаны, чёрную рубашку с белым галстуком и остроносые туфли. Все пальцы в золотых перстнях, на руках массивные браслеты.
— Да и вообще спать пора, ночь на дворе — добавил парень, вышел из-за прилавка и медленно улёгся в грязную глубокую лужу, на поверхности которой плавали грязный снег, плевки, сигаретные окурки и шелуха из-под семечек. Однако он с удовольствием вытянулся в луже и с головой ушёл под грязную воду, как будто накрывшись одеялом. Другой залез под прилавок и лёг на грязные мешки.
Недоумённо пожав плечами я пошла прочь. Мне нужно купить билет на поезд и уехать отсюда.
Недалеко я увидела железный навес, под которым билетные кассы. К ним вели выщербленные бетонные ступени, от которых осталась практически одна арматура и каменная крошка меж ней. На ступенях спал какой-то человек. Перед ним лежала скомканная кепка, в которой мелочь и засохшие куски чёрствого хлеба, запорошенные снегом. В раскрытом грязном мешке лежали отрубленные собачьи головы и лапы. Я осторожно обошла нищего и приблизилась к кассе. Внутри сидела билетёр, очень старая женщина. Морщины избороздили всё уродливое лицо, на котором красовались несколько крупных бородавок. Ветхая железнодорожная форма сидела на ней как на вешалке, грозя расползтись на нитки от малейшего движения.
Я пошарила в своих карманах и вытащила комок всякой дряни — автобусных и трамвайных билетов, чеков из магазина, рекламных листовок. Денег среди них не было и меня обуял ужас, что мне нечем расплатиться за проезд. Но билетёрша вдруг просунула сильно удлинившуюся костлявую руку, согнувшуюся в нескольких местах под немыслимыми углами в узенькое окошко кассы и вырвала у меня пучок макулатуры.
— Этого хватит, вот твой билет,— ужасно шепелявя сказала она и протянула мне твёрдую картонную карточку, на которой было написано "РСФСР, Наркомпрод, 1919 год, продовольственная карточка для члена семьи красноармейца".
Я уже забыла, куда я хотела ехать и зачем. Гнетущая атмосфера этого места растворила мою память во времени и пространстве. Я хотела только одного- убраться домой, где я сразу и очутилась. В своей комнате и своей кровати, ведь это был лишь сон. Страшный непонятный сон.
Глава 4.
