его медленным, крадущимся ходом, выполз из своего закутка и приблизился к очаровательной незнакомке. На всякий случай, встал рядом с дверью, если что – выскочу на первой же остановке.
Не припомню, чтобы до этого я боялся завести разговор с девушкой.
Она обратила на меня внимание (сложно не обратить внимание на башенный кран, который пялится на тебя во все глаза). Взгляд её стал одновременно подозрительным и любопытным.
– У вас всё хорошо? – как последний идиот спросил я.
– У меня всё отлично, – ответила она.
Я нелепо оглянулся по сторонам, чтобы не таращиться на её личико, сердечком, с острым носиком и подбородком. В нём было что-то кошачье, наверное, взгляд живых светло-зелёных, как плоды антоновки, глаз.
– За вами была погоня, – продолжил я. – Может, вас стоит проводить?
И она рассмеялась. Уже не так громко, как после волнующего бега от преследовательниц, но всё же. Я развернулся к дверям трамвая, приближающегося к остановке. Но моя незнакомка вдруг промолвила быстро, спутанно, словно читала записку, написанную второпях:
– Простите! Я не над вами смеюсь. Так со мной бывает. Я вспомнила тех клуш… Не берите в голову! Я Регина.
Она протянула мне ручку, тонкую, словно игрушечную.
Трамвай остановился. Двери открылись.
Я шагнул назад и пожал протянутую мне ладонь.
Свою остановку я давно проехал.
***
– Папа!
Я обернулся на автомате, просто услышав голос, даже до того, как понял, что зовут именно меня. Хотя кого ещё могли так звать у нас дома?
Диана стояла передо мной и улыбалась, прижимая к себе своего любимого плюшевого пуделя Чапу.
Тёмные волнистые, чуть спутавшиеся волосы до талии. Огромные голубые глаза.
Она была невыносимо похожа на Регину, несмотря на то, что и цвет волос, и цвет глаз ей достались от меня, и большинство людей видели в ней мою копию. Нет, Диана была живым отражением своей матери. Тот же взгляд, тот же наклон головы, движения, жесты, интонации голоса. Даже хмурая морщинка на лбу, которая появлялась, когда моя принцесса становилась чем-то недовольна.
Моя безграничная любовь к дочери смешивалась с беспощадной болью о жене и разрывала сердце, словно в нём раз за разом срабатывал смертоносный детонатор.
– Папа, – снова позвала Диана, и я машинально ей улыбнулся.
Я всегда улыбался ей как идиот. Особенно, если мне нечего было сказать.
– Я хочу мороженое, – сказала Диана. – Давай пойдём в магазин и купим мороженое!
Я готов был купить ей всё мороженое мира, весь снег северного полюса и все айсберги Северного Ледовитого океана.
Но я отец, и поэтому:
– Сначала надо съесть суп.
Бровки Дианы по-взрослому съехались к переносице.
– Ты варил?
– Я.
Диана закатила глаза к потолку.
А это у неё всё-таки от меня.
Регина часто смеялась, когда я так делал. Интересно, что бы она сказала, если бы увидела, что точно так же делает наша дочь?
– Я не люблю твой суп, – с детской прямотой заявила моя принцесса.
– Знаю, – только и ответил я.
Я тоже не люблю свой суп. И кашу. И жаркое.
Терпеть не могу готовить, и как бы я ни старался следовать рецепту, у меня всегда получалось сносно, но никогда – вкусно.
Зато Регина готовила так, что хотелось облизывать тарелки. Жаль, что Диане не довелось попробовать её мясо по-французски и морковный торт. Ей бы понравилось.
– Завтра попрошу бабушку сварить другой суп, – сказал я. – Но сегодня придётся есть этот.
Диана была не в восторге от этой идеи, но за стол всё же забралась.
– Зато после супа мы пойдём гулять, – попытался подбодрить ее я.
– На детскую площадку? – уточнила Диана.
– Не совсем. Сегодня же День матери. Мы пойдём к памятнику.
Памятник – так мы назвали место, где уже пять лет покоилась Регина.
Диана кивнула и опустила ложку в суп.
– А потом мороженное, да?
– Да, малыш.
***
– Поиграем? – спросил я.
– Во что? – спросила Регина.
Я сорвал маленькую мягкую голову ромашки.
– В какой руке? – спросил я, выставив перед Региной два кулака.
Она хлопнула кончиками пальцев по левому.
– Здесь.
Я перевернул кулак и раскрыл. На ладони с помятыми лепестками лежал наш цветок.
Я убрал руки за спину, а потом снова выставил ей на выбор.
Регина хлопнула по правой.
– Тут.
– Не угадала.
Я раскрыл обе ладони. Ромашка оказалась в левой.
Снова убрал руки за спину.
– А теперь?
Регина замерла. В её глазах азарт зажёг огоньки. Она осторожно дотронулась до моего кулака. Я раскрыл ладонь. На ней вместо ромашки лежало кольцо. Серебряное, без камня, зато с чудным, навеки застывшим цветком, оплетённым тонкими стебельками.
– Ты выйдешь за меня? – выпалил я.
Регина хлопала огромными глазами.
– Ты серьёзно? – вместо ответа вымолвила она.
Я засмеялся.
– Конечно, серьёзно!
Мне и самому в тот момент казалось, что я шучу. Всё было слишком легко, слишком нереально. Слишком прекрасно.
***
Нам все говорили, что мы торопимся, когда я и Регина решили подать заявление.
– Вы знакомы всего два месяца! – кричала моя мать, ожесточённо разрубая капусту для супа.
Её мать так же кричала в это время на кухне в квартире, где жила с родителями Регина.
– Но я люблю её, – по-идиотски улыбаясь, пожал я плечами.
Мама усмехнулась.
– Любит он! Да что ты знаешь про любовь? У тебя таких девок будет ещё… Что ж, на каждой жениться?
Её слова задевали меня тогда с той же силой, с какой задели бы сейчас, если бы кому-то пришло в голову их ляпнуть.
– Такой у меня не будет никогда, – ответил я и отвернулся к окну.
Только-только начинался июнь. Ещё не вступившее в свои полные права, неуверенное лето, как мальчик, впервые севший на велосипед.
Я окончил третий курс факультета журналистики. Теперь я был взрослым, зрелым, практически самостоятельным мужчиной пока с неоконченным высшим, но в целом – готовым жениться на девушке, по которой сходил с ума.
– Ты гонимый, – вздохнула мама, взяла с холодильника дедовы сигареты и неловко прикурила.
– Мама, – с укором протянул я.
Она лишь отмахнулась.
В кастрюле что-то отчаянно забурлило. Мама со злостью швырнула на неё крышку и выключила плиту.
– Наверное, это я виновата, – изрекла она, выпуская в форточку упругую струю дыма. – Что-то не додала, не объяснила.
– Мама…
– А разве нет? – она взглянула на меня, слегка прищурив глаза. – Ты же считаешь нормальным жениться на девушке, которую почти не знаешь и которую ты даже матери не показал.
– Так я вас познакомлю!
Мама посмотрела на меня, как на кретина, и театрально наклонилась вперёд.
– Спасибо, дорогой.
В ней уже давно умирала великая актриса.
– Ну,
