хирургическую и сутулую терапевтическую.
Демидов придирчиво рассмотрел приятеля, поцокал языком.
— Кляйн, я тебе друг, но истина такова: выглядишь ты еще более помятым, чем обычно.
Вадим невесело усмехнулся, вспомнив давешний диван.
— Мяли, Юра, старательно.
— Ты к нам как — поработать руками или языком почесать?
— Я за этим, — Вадим махнул рукой в сторону душевых. — Грехи смыть.
— Кляйн, сколько можно тебя учить — жир с грехами смывают в других местах. Приходи в зал, сделаю из тебя человека.
Вадим уже вошел в душевую, откликнулся из-за занавески:
— Поздно, Юр, из меня человека делать.
Демидов, поглядывая на часы, снова поцокал языком.
— Извини. Трубы зовут… фаллопиевы. Давай, Кляйн, выбери день, помойся — постоишь на плановых, крючки подержишь — ручками. Тряхнешь стариной. Заодно и поговорим, а?
— Беги, Демидов, беги.
— Вот тебе, Кляйн, позавтракай, как человек. Небось, опять кислотой залился спозаранку…
Вадим долго стоит под ледяным душем, постепенно теряя чувства времени и пространства. Бледная его кожа пылает. Он снова торчит в дверях кафетерия и смотрит на себя ангельскими глазами: нелепый седеющий человек в измятой одежде, с несвежим лицом. Его кожа пылает от стыда.
Колючие струи уносят в сток под ногами что-то большее, чем просто вода.
“Я изменился”, — с удивлением понимает он.
В раздевалке на скамье рядом с его одеждой лежат два ярко-желтых банана. Завтрак от Демидова. Впервые за сутки Вадим смеется, сначала про себя, потом громче и громче.
Из двери операционной высовывается чья-то недовольная голова.
“Всё, я уже всё, я в порядке”, — машет успокаивающе Вадим и смахивает слезы.
Одежду свою сует комом в корзину для мусора, наспех проверив карманы.
Как прежде Демидов, одевается в зеленое, поверху — старомодный длиннополый халат;
во всей больнице, кажется, только он такие и носит.
“Задумывался ли ты, Кляйн, о странностях русского языка? Как переплетены и извилисты бывают его корни?
К примеру, измена и перемена.
Мне кажется, впервые изменяет ищущий перемен, но вот повторно, Кляйн, изменяет изменившийся”.
День влюбленного мужчины начинается рано. Спросите об этом Вадима Кляйна.
Уже четвертое утро подряд он смотрит в потолок спальни, не уверенный в том, спал ли вообще. Похоже, его мозг не нуждается больше в сне — так же, как его тело не нуждается больше в пище. Вадим Кляйн стал легок и собран. С раннего утра до глубокой ночи он непрерывно выполняет множество сложных действий, истинная цель которых известна только ему. Доктор Кляйн первым приходит в отделение и занимает позицию у сестринского поста в коридоре. Конечно, он изучает записи дежурных врачей, он интересуется состоянием вновь поступивших. Но к моменту, когда Клара входит в отделение, Вадим уже давно готов. Он не имеет права на промах, ведь сегодня именно это мгновение будет прокручиваться в его мозгу бесчисленное множество раз: первое явление Клары Гербст. За ним следовали первые слова Клары Гербст, и слова эти были: “Доброе утро, доктор Кляйн”. Однажды он даже удостоился легкой улыбки Клары Гербст, унесенной им в кабинет и заключенной там в видимую лишь ему тонкую оправу фантазии.
Дни его по-прежнему переполнялись заботами, но теперь каждый шаг, жест, каждая консультация и даже запись подчинялись еще одной скрытой логике — они направляли Вадима именно в то место, где вероятность “случайно” встретить Клару была наибольшей.
“Ты хотел сильных эмоций, Кляйн? Поздравляю — ты их получил”.
Обход. Чудская докладывает пациента. Вадим, не отрываясь, смотрит на эту ухоженную уверенную в себе женщину, слушает голос, который столько раз побуждал его уходить в ночь. Голос — низкий, с едва уловимой хрипотцой — всё тот же, быть может, он даже стал чуть опаснее; любовь к Кларе не сделала его глухим, нет — просто молчание Гербст звучит для него теперь громче песен этой сирены.
Три дня назад он вызывал Чудскую к себе. Та вошла, села напротив, посмотрела на него чуть иронично, как всегда.
— Я понадобилась тебе так скоро, Вадимчик?
Он пропустил мимо ушей “Вадимчика” и тихо спросил:
— Скажи, Лена, что ты во мне нашла?
Чудская рассмотрела его очень внимательно и чуть удивленно — их отношения не предполагали бесед по душам.
— Что-то случилось?
— Возможно.
— Кляйн, не валяй дурня, ты всё знаешь сам. Я бросила палату, у меня работы полно.
— И всё же?
Она сокрушенно развела руками с видом “Сам напросился”.
— До сих пор ты трахал меня правильно — там, где нужно, и никогда вот здесь, — она постучала себя по голове. — Тебе захотелось разнообразия?
— Нет, я серьезно.
Чудская вздохнула и взяла его руку в свою.
— Вадим, мы похожи. Нам обоим до чертиков скучно, и это здорово, что мы оказались рядом, так ведь?
Он покивал головой. Помолчал. Выдавил через силу:
— Я думаю, какое-то время нам лучше… не встречаться. Лен, мне нужна пауза. Пожалуйста, извини.
Чудская не проронила ни слова. Пожала плечами. Осторожно отпустила руку Кляйна.
— Мне нужно идти.
— Да, конечно.
Через несколько минут зазвонил телефон на столе. В трубке снова голос Чудской:
— Кляйн, иногда мне казалось…
— Что?
— Неважно. Забудь. Встретимся в рентгене.
***
Клара укололась. Брала кровь у больного гепатитом и уколола палец. Адина доложила Кляйну:
— У нас студентка укололась при заборе крови, я должна известить вас как заведующего.
— Которая из студенток?
— Гербст, Клара. Я отведу её в приемное, нужно взять анализы и оформить бумаги.
— Я как раз собирался вниз, я её отведу.
Вадим почувствовал, что краснеет.
— Вы не обязаны, доктор.
— Ничего. Попрошу их босса отпустить нашу студентку побыстрее.
— Спасибо.
Вошли в лифт. Клара выглядит абсолютно спокойной. Вадима начинает трясти.
В последнее мгновение чья-то нога мешает закрытию дверей. Галит, вторая из студенток, вваливается внутрь.
— Адина просила пойти в приемное с вами, изучить процедуру.
Клара что-то шепотом говорит Галит, та начинает смеяться. Лифт наконец скользит вниз, но на четвертом, этаже операционных, застревает на несколько минут. Вадим смотрит на девушек, стараясь не забывать о Галит, интересуется, нравится ли им у них в отделении. Галит бойко хвалит Адину и всех остальных, Клара вежливо соглашается. Вадим втягивает носом воздух:
— Что-то знакомое, не пойму что…
— Да это чабрец, Клара им волосы ополаскивает, — Галит толкнула Клару в бок. — Очень для кожи полезно. Правда, Клара?
— Извините, доктор, кое-кто слишком много болтает, — она незаметно делает Галит злую
гримасу.
Позже, сдав студенток в приемное, Вадим отзывает Клару в сторону.
— Я бы хотел после убедиться, что с вами всё в порядке. Вы не могли бы дать мне свой номер?
— Да, конечно, доктор. Но вы уж
