Ознакомительная версия. Доступно 37 страниц из 181
вчерашних дебатов. И всегда были их яростным оппонентом. Как полагаете, способно это обстоятельство стать препятствием для вас?
Ничего не сказав, Черчилль резко встал, подошел к окну и посмотрел на залитую вечерним весенним солнцем улицу. «Не отвечай, – подумал он. – Пусть Галифакс выдаст себя».
Каретные часы отбили пять – звон был высокий, пронзительный. Едва они закончили, как послышались гулкие удары Биг-Бена. Когда последнее эхо смолкло, Галифакс наконец заговорил.
– Я полагаю, – сказал он, – что лучше прийти к соглашению с лейбористами.
Черчилль повернулся к нему, внезапно приняв гневный вид:
– Испытание, которое нам предстоит, Эдуард, будет чрезвычайно жестоким.
У Галифакса был вид уставшего, доведенного до отчаяния человека, но на его лице проступила решимость. Он все-таки нашел в себе волю.
– Вот поэтому, Уинстон, я и хотел бы ввести вас в создаваемый ныне, более узкий военный кабинет. Вы станете министром обороны, на вас ляжет вся ответственность за ведение войны.
Черчилль обдумывал предложение, медленно шевеля тяжелой нижней челюстью. Возможно, возглавив военное ведомство, он получит перевес над Галифаксом и рано или поздно займет пост премьер-министра. Все завит от того, кому еще Галифакс отдаст портфели.
– Как насчет других? – спросил он. – Кого вы назначите?
– От консерваторов будем вы, я и Сэм Хор – мне кажется, такой расклад лучше всего отражает соотношение взглядов внутри партии. От лейбористов войдет Эттли, а интересы либералов станет представлять Ллойд Джордж. Это еще и фигура общенационального масштаба, человек, приведший нас к победе в восемнадцатом году. – Галифакс повернулся к Чемберлену. – Вы, Невилл, как я считаю, можете принести больше всего пользы в качестве лидера палаты общин.
Новости были плохие, хуже некуда. Хотя в последнее время Ллойд Джордж пытался сдать назад, все тридцатые годы он воспевал Гитлера, называя его германским Джорджем Вашингтоном. А Сэм Хор, архиумиротворитель, был давним недругом Черчилля. Эттли, при всех расхождениях с Черчиллем, был бойцом, но они вдвоем оказывались в меньшинстве.
– Ллойд Джорджу семьдесят семь, – заметил Черчилль. – Сможет ли он нести такой груз?
– Думаю, да. К тому же его назначение укрепит дух нации. – Голос Галифакса звучал теперь более уверенно. – Уинстон, мне бы очень хотелось иметь вас рядом с собой в этот час.
Черчилль колебался. Создаваемый военный кабинет связывал его по рукам и ногам. Он понимал, что Галифакс решил стать премьер-министром против своего желания, из соображений долга. Конечно, Галифакс старался бы изо всех сил, но сердце его не лежало к предстоящей борьбе. Подобно многим другим, он сражался в Великой войне и страшился нового кровопролития.
Сперва Черчиллю захотелось отказаться, но потом он решил: какой из этого прок? И Марджессон сказал правильно: единство народа сейчас важнее всего. Он будет делать все, что может, и покуда может. Раньше в тот же день ему показалось, что наступил его час, но все-таки этого не случилось. Пока не случилось.
– Я буду работать под вашим началом, – с тяжелым сердцем проронил он.
Глава 1
Ноябрь 1952 года
Почти все, кто ехал до станции метро «Виктория», направлялись, подобно Дэвиду с семьей, на парад Поминального воскресенья. Утро выдалось холодным, и мужчины, и женщины были в черных зимних пальто. Шарфы и сумочки тоже были черными или темно-коричневыми, единственное цветное пятно – алые маки в петличках. Дэвид втолкнул Сару и ее мать в вагон, они нашли две пустые деревянные скамьи и уселись лицом друг к другу.
Когда поезд, стуча колесами, тронулся со станции «Кентон», Дэвид огляделся. Все держались печально и торжественно, как и подобало в такой день. Пожилых людей было относительно немного – большая часть ветеранов Великой войны, как, например, отец Сары, уже прибыли в центр Лондона и готовились к прохождению мимо Кенотафа. Дэвид и сам был ветераном – участником второй войны, недолгого конфликта 1939–1940 годов, который люди называли Дюнкеркской кампанией или Еврейской войной, в зависимости от политических предпочтений. Но Дэвиду, воевавшему в Норвегии, и прочим уцелевшим бойцам той побитой и посрамленной армии, за отступлением которой из Европы последовала скорая капитуляция Британии, не полагалось участвовать в церемониях Поминального дня. Как и английским солдатам, погибшим в бесчисленных столкновениях в Индии, а потом и в Африке – тех, что начались после подписания мирного договора в 1940 году. Поминальный день приобрел политический подтекст: помните о бойне Первой мировой, когда Англия и Германия противостояли друг другу, помните, что она не должна повториться. Британия обязана оставаться союзницей Германии.
– Очень облачно, – сказала мать Сары. – Только бы дождь не пошел.
– Все будет хорошо, Бетти, – обнадежил ее Дэвид. – Прогноз говорит, что будет просто пасмурно.
Бетти кивнула. Пухлая низенькая женщина шестидесяти с лишним лет, она посвятила свою жизнь заботам об отце Сары, которому взрывом оторвало половину лица – в 1916 году, на Сомме.
– Джиму будет очень неуютно шагать под дождем, – сказала она. – Капли станут затекать под протез, а снять его он не сможет.
Сара взяла мать за руку. Ее квадратное лицо с твердым округлым подбородком – отцовским – несло печать достоинства. Длинные светлые волосы, курчавившиеся на концах, выбивались из-под скромной черной шляпки. Бетти улыбнулась дочери. Поезд остановился на станции, стали входить люди.
– Пассажиров сегодня больше, чем обычно, – обратилась Сара к Дэвиду.
– Всем хочется в первый раз посмотреть на королеву, я полагаю.
– Надеюсь, нам удастся разыскать Стива и Айрин, – посетовала Бетти, снова забеспокоившись.
– Я велела им ждать нас у билетных касс на «Виктории», – ответила Сара. – Они будут там, милая, не переживай.
Дэвид смотрел в окно. Его не радовала перспектива провести половину дня в обществе сестры жены и ее мужа. Айрин, вполне добродушная, была, однако, набита дурацкими идеями и ни на минуту не затыкалась. А вот Стива, скользко-обаятельного и в то же время надменного, с убеждениями чернорубашечника, Дэвид терпеть не мог. Придется, как всегда, держать рот на замке.
Перед въездом в туннель поезд резко остановился. Послышался свист воздуха, вырывавшегося из тормозов.
– Только не сегодня, – произнес кто-то. – Опозданий становится все больше. Это позор.
Из окна вагона Дэвид видел ряды плотно стоявших лондонских домов, кирпичных, в пятнах сажи. Над трубами поднимался серый дым, во дворах сушилось белье. Улицы были пустыми. В окне расположенной прямо под ними бакалейной лавки висело приметное объявление: «Здесь принимаются продуктовые талоны». Поезд резко дернулся и втянулся в туннель, но несколькими секундами позже остановился. Дэвид смотрел на отражение своего лица в темном окне. Голова над просторным темным пальто с широкими белыми отворотами. Коротко подстриженные черные волосы прячутся под котелком, видны лишь несколько непокорных локонов.
Ознакомительная версия. Доступно 37 страниц из 181
