Вот и нынче — конец декабря, Новый год близится, а небомрачно, и вместо снега сыплется на город какая-то гадость. Но его не должно этобеспокоить. В конце концов, он прилетел в Петербург не ради удовольствия, аради дела. И сегодняшний вечер очень для него важен.
Андрей Зайковский, крупный бизнесмен, очень богатый человек,не любил Россию, хоть она и являлась его родиной. В России его всегда терзалоощутимое беспокойство.
Не связываясь с нефтью и газом, он сколотил свое состояниена поставках электронной техники. Он был умным и дальновидным человеком, непокупал телеканалы и другие средства массовой информации, не ссорился свластями и в свое время, осторожно и постепенно, перевел капитал за границу.Там он тоже преуспел благодаря своей деловой интуиции и осторожности и,заработав достаточно денег, смог отдаться своей подлинной страсти —коллекционированию предметов искусства. Через несколько лет его имя сталодостаточно известно в мире коллекционеров.
Зайковский затушил сигарету и обратил внимание наприглашение, валявшееся на столике.
«Господин Костоломов имеет честь пригласить. Вас 20 декабряв 20.00 в свой особняк на торжественный прием в связи с годовщиной создания егофирмы».
Внизу стояли две крошечные буквы «ВТ», которые обозначалидресскод, то есть форму одежды, в которой нужно было явиться на .прием. Вданном случае для мужчин это был смокинг, а для женщин — платье для коктейлей,то есть открытое, но не длинное.
Зайковский вздохнул и отправился в спальню. Выглаженнаябелая рубашка лежала на кровати, он надел ее, но запутался с запонками.
— Надин! — крикнул он в сторону ванной, откудараздавались плеск воды и пение. Тем не менее его подруга явилась через минуту.
— Послушай, — он раздраженно протянул ейзапонку, — мы уже опаздываем, а ты и не думаешь одеваться!
Действительно, она была завернута в полотенце и ненакрашена. Ничуть не обидевшись на его сердитый тон, она рассмеялась и ответилас милым акцентом, слегка коверкая слова:
— Не волнуйся, дорогой, все будет в порядке! Мы же несобираемся прийти первыми!
— Разумеется, но сильно опаздывать тоже нехорошо.
— О, здесь, в России, все всегда опаздывают! —беззаботно отмахнулась она, мигом призвав запонки к порядку. — Вот исейчас, я заказала кофе, и как же долго его не приносят!
С этими словами она чмокнула Зайковского в щечку и сноваскрылась в ванной. Он невольно улыбнулся: Надин всегда умеет его отвлечь. Заэто он и ценил свою подругу. Всегда весела, как птичка, легкомысленна, какистая француженка, подвижна и всем довольна.
При первой встрече Надин тотчас же важно сообщила ему, чтоона русская, хотя, увидев ее в парижской толпе, Зайковский не сомневался бы,что она — чистокровная парижанка. Тем не менее, утверждала Надин, ее бабушкупривезли из России во Францию ребенком в страшно сказать каком году. Надинхорошо помнит бабушку, ее и назвали-то в честь гранд-маман — Надеждой, ибабушка же научила ее русскому языку. Слушая ее болтовню, Зайковский думал, чтоот узкобедрых и безгрудых в большинстве своем француженок Надин выгодноотличают только некоторые формы, как видно, русскую кровь трудно быстро списатьсо счетов.
— Я прекрасно знаю, Андре, дорогой, отчего ты такспешишь к этому самому, как его…
— Костоломову, — подсказал Зайковский.
— Ужасная фамилия! — продолжала говорить Надинчерез открытую дверь ванной. Все дело в камее!
— Да я и не скрываю, — призналсяЗайковский, — в самом деле, мне безумно хочется посмотреть камею Медичи.
— И купить ее? — лукаво спросила Надин.
— Возможно, — сдержанно согласился Зайковский,пытаясь закрепить на шее галстук-бабочку, который полагался к смокингу, —я еще не решил.
Он покривил душой, потому что давно уже решил, что есликамея окажется подлинной, то он купит ее у Костоломова. То есть в подлинностион почти не сомневался, не стал бы Костоломов предлагать ему заведомуюподделку. Однако с этой камеей связаны были какие-то неопределенные слухи.Известно было, что лет десять назад камея принадлежала коллекционеруИвановскому, ныне покойному. Зайковский собирался расспросить Костоломова, какже к нему попала камея, но вряд ли тот будет с ним откровенен. В конце концов,подумал Зайковский, все дело в цене.
Так что сегодняшний прием обещал быть для него оченьинтересным.
В дверь деликатно постучали: это горничная прикатила столик,на котором был сервирован кофе. На запах кофе Надин явилась из ванной ужеполностью одетая и причесанная. Впрочем, прической то, что было на голове у егоподруги, Зайковский никогда не называл. Искусственно растрепанные короткиеволосы непонятного, серо-сине-пегого цвета.
На Надин было короткое платьице из прозрачной органзы начерном чехле. На органзе были вышиты разноцветные цветы. Андрей Зайковский былчеловеком консервативным, свой вкус формировал на классических произведенияхискусства, ему больше нравилось, когда женщины одевались в черные открытыеплатья-шанель. Но что поделать мода есть мода…
Он перехватил любопытный взгляд горничной. Девушка тут жеопустила глаза.
— Вы можете идти, — бросила ей Надин, я сама нальюкофе.
Горничная грациозно присела в полупоклоне и удалилась. Выйдяв коридор, она огляделась по сторонам и, проходя мимо небольшой комнатки, гдехранилось чистое белье, забросила туда свой форменный белый фартучек и наколку.В коридоре по-прежнему никого не было. Горничная ускорила шаги и открыла своим ключомдверь на служебную лестницу. Не заботясь больше о тишине, она застучалакаблучками по ступеням.
Надин отпила кофе и подняла глаза к потолку.
— Нет, все-таки в России кофе варить не умеют! — глубокомысленноизрекла она. — Хоть и крепко, но невкусно. И не спорь, Андре, повернуласьона к Зайковскому, хотя он и не думал спорить, — ты же знаешь, как яотношусь к этому напитку, я жить не могу без кофе!
Это была чистая правда, думал Зайковский, отставляя пустуючашку, Надин могла пить кофе в любых количествах и в любое время дня и ночи. Иего приучила. Внезапно она покачнулась и схватилась за виски.
— Что-то голова заболела… — протянула она, но тут жевстряхнулась и рассмеялась:
— Так, показалось. Идем, дорогой, а то и вправду сильноопоздаем!
Она сама подала ему смокинг и поправила «бабочку», накинулалегкую шубку и выскочила в коридор. Внизу, в холле, было более людно. Швейцаркивнул и приложил руку к фуражке.
— Лимузин сейчас будет, господа!
И правда, они почти не ждали, черный лимузин с надписью«Каскад-палас» подкатил к дверям отеля. Шофер, молодой парень в форме, выскочилиз машины и предупредительно открыл дверцу.
Машина мягко тронулась с места, проехала немного понабережной Невы и свернула в переулок. Несмотря на то что шофер очень ловкоуправлялся с огромной машиной, Зайковский невольно спросил:
