Где-то в середине седьмого класса, нам подкинули второгодника Лыжина Женю. Кличку Элджи («LG») он получил чуть позднее, с началом активной рекламной компании одноименной фирмы по ящику.
Лыжин пытался ворваться в классную иерархию и атаковал прихвостней местного классного шишкаря Лаваша, а затем и дал генеральное сражение самому Лавашову, получил от него люлей и оказался в классе по сути никому не интересным персонажем. Наезжать на него было невозможно, но и прогнуть под себя он уже никого не мог и не пытался. Я же вообще старался не махать кулаками, быть лидером целого класса мне было явно не по плечу, да и не хотел я этого вот ни капли, меня более привлекала дворовая компания. Оттачивал свои саркастические замечания и злую иронию, стараясь при этом нащупать границу, где, как и с кем можно шутить.
В восьмом классе я и сам понятия не имею что произошло, но все чертовски сильно изменилось. Человек-скала стал моим человеком-тенью, сопровождая меня в моих походах в туалет или за школу, куда мы ходили курить. Вероятно, на этой теме мы и сошлись, и он и я начали курить, я узнал, что он умеет разговаривать. К нам прибился никому не интересный Лыжин, так же к нам прибился еще один неудачный претендент на трон Паша Мезенцев. Скажи я кому, что я тут верховожу то меня на смех, подняли бы. Но суть от этого не менялась каким-то непостижимым образом я вдруг стал возглавлять банду двоечников хулиганов. Двоечников потому как мы с Тенью верно катились в двойки, а Лыжин из двоек никогда и не вылезал. Мезенцев учился чуть получше, но с нами точно ему не светит институт.
Решение переводить Элджи дальше или оставлять на второй год снова, наверное, принимали директор с завучем. И делали это покидывая монетку, поскольку, отучившись с нами год он его закончил еще хуже предыдущего раза, но его почему-то перевели. Может дважды нельзя оставлять на второй год по каким-то правилам? Или его пожалели? Или какую-нибудь рыдающую мать, что приходила за него хлопотать? Не знаю, но я всегда задумывался о таких вещах. Все мы курили и даже выпивали уже несколько раз.
А где в школе курят? Конечно же в мужских туалетах. Мужской туалет в нашей школе место опасное, чем выше этаж, тем опаснее. Одним из самых вероятных вопросов в мужском туалете был вопрос ты мотаешься или уделяешь? Вот именно его мне и задал какой-то пацан из районных причем из старшеклассников, естественно был он при этом не один. Далее по идее все было ясно как два плюс два, но вдруг ситуация поменялась кардинально.
— Ты че сказал? — оттолкнул его Лыжин.
— Ты че сявка? — схватил другого за крепкий воротник пиджака Пудов.
Говоря, что он огромный я не преувеличивал. А еще Серега был сильным, наезжающий номер два был поднят к потолку на вытянутой руке Пудова. Ну прижал он его конечно к стеночке, сильный, но все же не Арнольд Шварценеггер. Лыжин же несколькими ударами привел в состоянии полного изумления первого наезжающего гопника. Далее Лыжин, подтверждая свою полнейшую отмороженность, запихал его голову в унитаз и дернул слив. Ошеломленные результатом наезда старшеклассники были изгнаны из туалета пинками. В тот момент я находился в некотором шоке. Это было нереально и круто, но потенциально меня и нас всех ждала гора неприятностей.
Никто из нас не мотался и не уделял естественно. А в это время или ты на районе тусуешь, типа «мотаешься» за район, или ты уделяешь тем, кто мотается, встав под козырек. Конечно был огромный пласт народа, что не уделял и не мотался, и лишь периодически попадал под выворачивание карманов гопотой всех районов или еще в какие неприятности или же аккуратно их избегал. Бывало конечно и давали отпор гопоте, и без последствий, собственно, чтобы быть пацаном не обязательно мотаться. Впрочем, это уже ненужная нам сейчас философия. Но вот что бы реально начать гопоту в унитаз совать, такого себе пока никто не позволял. Я о таком не слышал. Город не просто жил, город дышал понятиями, которые конечно мутировали в школьной и дворовой мальчишеской среде, приобретая некие странные особенности, коих не было на зоне. Но все равно это были понятия, все обосновывали свои предъявы, наезды, махачи, гопстопы, откровенных беспредельщиков было по пальцам руки пересчитать. И вот я вдруг стал беспредельщиком, при том что кулаками я даже не взмахнул.
Из отъявленных беспредельщиков я знал парочку отморозков из микрашки и двадцатой школы, они были настолько беспредельны что просто жуть. Но их беспредел был направлен на бесправных лохов, а никак не на мотающихся за тот же или пусть даже враждебный район пацанов. И вот собственно сегодня я сам как-то оказался в беспредельщиках. До сего момента как-то удавалось маневрировать и существовать автономно, не мотаясь, но и в лохах не числясь. На разбор нас дернули уже через урок, в тот же самый туалет, вероятно предполагалось что там, нам и плавать. Можно было пытаться избегать этого события, но стало бы лишь хуже. Поэтому мы шли туда, перешептываясь. Общее мнение было махаться если что.
— Здорова! — неожиданно для всех, явно ломая весь театральный замысел встал с подоконника и протянул мне руку кто-то из старшаков.
— У тебя там кто бабка? — Задал он вопрос, когда я, ожидая подвоха весьма неуверенно ответил рукопожатием на протянутую руку.
— Нет, мать. — скрипя мозгами я понял, про что он спросил и где я блин его видел!
— Уууу, — протянул он задумчиво — мдя… Понимаю…
Обменялись мы непонятными, для всех остальных, фразами. И никто не спешил что-то прояснять. Я стоял красный от перспективы что сейчас вскроется одна из моих тайн. Хотя он же не станет? Его же это тоже касается?
— Короче валите обратно разбор окончен. — махнул он нам под недовольный гул своих прихвостней, и возмущение тех самых двоих придурков.
А видел я его, в нарко-психо диспансере. Мою мать многие знают только с одной стороны, как училку, к счастью не нашей школы. А в ней как я думаю живет два человека. Одна это строгая даже чересчур мать и училка, а вторая это пофигистичная алкашка. Так что иногда она улетает в запой и тогда я молю Бога, что бы ее никто не увидел. Именно это мне кажется самым страшным. Папа алкаш — это понятно и это часто встречается, алкаш мать
