дни слились воедино). Была ли это злая шутка судьбы или каким-то чудесным образом я оказался там, где мне следовало быть?
Я помню этот день так, словно он только закончился.
Был вторник, шел дождь, я волочил промокшее тело за своими ногами и предавался забвению. Мне не было счастья и покоя. Весь я – жужжащая муха в совершенной тишине. Бесконечное тиканье стрелки глубокой ночью.
Она явилась из ниоткуда, да и я на нее не смотрел. Смутило меня одно – она была без зонта. Без каких-либо раздумий я предложил ей свой и, поскольку мне совсем нечем было себя занять, проводил ее до дома. Мы шли в тишине. Иногда я настолько сильно погружался внутрь себя, что переставал замечать ее. Когда мы пришли, она отблагодарила меня, но благодарность эта была не словесная – она отблагодарила меня взглядом.
Готов поклясться чем угодно – если хоть день после этого я не представлял себе эти глаза, можете сравнять меня с песчинкой и забыть. Их изумрудный цвет поглотил меня полностью, как поглощает черная дыра целые вселенные. Это были первые глаза, которые я запомнил. Она представилась:
Катрина, и я забыл другие имена…
Я позабыл обо всех женщинах, с которыми когда-то был, и даже написанный мной образ оставил меня в покое. Спустя какое-то время я и думать забыл о том, что когда-то писал, и это было самой главной моей ошибкой…
Моя жизнь претерпела катастрофические изменения с тех пор. Из эгоцентричного интроверта я превратился во влюбленного романтика. Мы проводили вечера в музеях, любовались закатами, делили завтраки на террасах заведений. Мы становились одним все более, я копировал ее манеры, она – мои. Засыпая с мыслями о ней, я мечтал просыпаться рядом и касаться ее губ своими. Они манили меня так, как не манило ни что другое. Я стал зависим, стал больным, и болезнь моя именуется Катрина.
Сколько бы времени не прошло, я никогда не забуду наш первый поцелуй.
Мы шли бок о бок, говорили о неважном, я читал ей свои стихи (удивительно, но мне так и хотелось петь). В секунду, когда мы случайно касались мизинцами, что-то вздрагивало внутри меня, будто электрический импульс бежал от подушечки пальца к самому сердцу.
Я все придумывал ухищрения, как бы еще раз случайно коснуться ее мизинца, но этого не понадобилось. Она взяла мою ладонь в свою, и я стал по-настоящему счастлив. Впервые за всю свою долгую жизнь…
Вот, что такое любовь! – думал я, и оказывался по-истинному прав.
Мы остановились и я снову утонул в ее изумрудном море.
Катрина… – обратился к ней и замер.
К чему слова, когда один поступок скажет больше?
Я поцеловал ее. Прильнул к ней своими губами и наслаждался их сладковатым вкусом. Держа свои руки на ее талии, я прижимал юное тело к себе, а ее ладони лежали на моих плечах.
Ничто не сравнится с тем временем. Ничто и никогда не сможет сделать то же, что сделала она. Моя очаровательная Катрина…
С каждым новым днем я влюбляся в нее по новой. Невозможно было представить и дня, когда мы не были с ней вдвоем, а если такие дни и были, то проходили они в скуке и тоске.
Словно только она красила этот мир, и только она делала меня счастливым.
Мы дарили друг другу поцелуи под светом луны, мы сжимали тикающие запястья и дышали глубже. Впервые мне хотелось познать женскую нежность по-настоящему. Впервые мне хотелось овладеть ей так, как хочется овладеть лишь самым прекрасным в мире цветком. Мы теряли ход времени, путали день и ночь (так долго могли длиться поцелуи!). Словно только лишь одни на весь бесконечный мир. Будто нет ничего важнее, чем человек напротив.
Наши поцелуи становились слаще. Меня волновал вопрос: А не стану ли я диабетиком? Мне, как и ей, хотелось большего – хотелось познать ее полностью.
В день, когда мы остались наедине в моей квартире, я чувствовал как пьянею, при этом не взяв ни капли в рот. Пьянела и она. Моя Катрина. Я коснулся ее руки и оба мы знали – сегодня мы почувствуем любовь. Поцелуи плавно опускались ниже, мир постепенно переставал существовать. Только я и только она. Подарившие друг другу этот вечер.
И мне совсем не хотелось от нее уйти. Наоборот – хотелось стать намного ближе.
Той ночью она осталась у меня, и я попросил ее остаться навсегда.
Сколь невероятна могла быть жизнь все это время, пока я без толку тратил ее на других… Ничего более мне не было так жаль, чем время, проведенное без нее. Отныне каждую секунду отведенного нам времени мы тратили только друг на друга. Мы упивались этой любовью, как упиваются, наверное, только вином!
Я люблю тебя! – признался я Катрине.
Она призналась мне в ответ.
Никаких клятв, никаких обещаний, одно-единственное люблю, но даже этого было достаточно, чтобы мы научились летать. Ее прекрасный аромат преследовал меня всюду, и мне хотелось раствориться в этом облаке. Она всгда пахла по-разному, и при этом всегда прекрасно…
Летом, окунаясь носом в ее волосы, я чувствовал запах скошенной травы и холодного пломбира. Зимой, под Новый год, – запах корицы и мандаринов.
Мы предавали друг друга нежности, и нежность эта была бесценна. Никакие Боги, никакие правители не сравнятся со мной могуществом. Все это только потому, что у меня есть она – моя Катрина!
С ней я чувствовал, что я дома. Где бы мы ни были – на улицах провинциальных городов или за столиком прокуренного кабака – мой дом был там, где была она. И стоило ей хоть на секунду меня оставить, мне тут же становилось тошно и хотелось броситься вслед за ней.
Она – моя Шекспировская трагедия. Мой дом, моя чашка кофе поутру, глоток свежего воздуха душной ночью, уютный и теплый плед в лихой мороз.
Мне не было бы счастья, если бы мы были порознь.
Она – это я, а я – она. Мы оба чувствовали это, и оба жили этим. Мгновениями объятий перед сном, поцелуями в сонные губы ранним утром, словами поддержки в трудный час и нашими бездонными глазами, в которые мы оба влюблены.
Укрываясь одеялом, мы распархивали перья и покоряли просторы неба. Мы путешествовали в миры, доступные немногим, и в каждом из них мы были только вдвоем. Мы трогали вспотевшие тела и таяли, таяли, таяли…
Мне было достаточно лишь посмотреть в ее сторону,
