А потому был он один на всех, окружён дарами и заботой, охранялся и днём, и ночью, и не каждому позволялось служить ему.
***
Сон не шёл. Агния долго ворочалась, сбивала шкуры, множеством уложенных слоёв служащих постелью, вставала и поправляла их, снова ложилась, но сон всё равно не шёл. Старчески похрапывающая по соседству Ведагора быть причиной бессонницы не могла, ведь они делили одну залу на двоих не первый год. Встать придётся ни свет, ни заря, выгонять свою часть стада, а потому надо выспаться. Заставив себя зажмурить глаза, Агния начала считать козлят, прыгающих через пропасть, но теперь мешал пробивающийся сквозь веки свет. Снова поднялась, смахнула со стен светлячков, стало темней. Но даже так заснуть не смогла. Только ближе к утру лёгкое покрывало дремоты кое-как накрыло её, и сразу же разорвалось, разбилось о тихий звук шагов. Тёмная мужская фигура возникла на входе в маленькую залу.
— Кто здесь? — Агния соскочила со шкур, но кричать почему-то не стала, спросила шёпотом.
— Твой бог, вестимо, — язвительный ответ тоже прозвучал шёпотом.
— Сварн? — изумилась Агния, — что ты здесь делаешь?
— За тобой пришёл, девица.
— Но… но так же нельзя! — Пастушка отступила назад от надвигающейся фигуры, потом ещё и ещё, пока не упёрлась спиной в холодную стену.
— Почему? — фигура обдала жаром, почти прижалась к ней, но всё же остановилась.
— Ты уже принес свадебный дар Зоряне! — выдохнула Агния, всем своим телом чувствуя мужское пламя и с ужасом понимая, что не может сопротивляться, не хочет.
— Не имеет значения, — ответил он, прижимаясь сильнее.
— Нехорошо, неправильно это, — еле слышно шептала Агния, теряя остатки воли. Ей надобно прогнать его, но она не в силах. Огонь уже захватил её тело, от низа живота до кончиков ушей, только спине было холодно. Ещё немного и…
Удар, оглушающий, звонкий, раздался в центральном нефе, раскатился громом по всей веси, разрезал воздух, разбудил людей, разразился снова. Задребезжали своды, заблеяли козы и зарычали симарглы. Повскакивали с постелей люди, и как есть, в нижней одежде, покинули свои залы. Разогнав остатки странного сна, очнулась и Агния, обнаружив себя в своей постели ничком: шкуры сползли, обнажив и подставив холоду её спину.
Вместе со всеми девушка бросилась вон из зала, побежала на звук ударов, и вместе со всеми замерла, увидев беду. Старик Везнич бил в большой бубен, созывая род, но люди смотрели не на него.
Костёр не горел.
Огонь, высокий и стройный, словно юноша, от одного взгляда на которого становится тепло, молчал чёрным кострищем посреди потемневшего зала. Некому больше согревать весь, некому готовить еду, утешать стариков и ласкать теплом младенцев. Разом осиротел род, все десятки семей.
Ещё не мороз, но тишина сковала людей, не давая ни двигаться, ни говорить. Но вот, в одночасье, толпа колыхнулась, выдохнула и заголосила:
— На кого же ты нас покинул, Рдяный бог? На кого оставил? Как жить-то теперь?..
Причитания, одно за другим, под мрачное молчание голосов мужских, женскими переходило в вой, словно не костёр погас — любимый умер. Единственный, самый дорогой, без которого жизнь не мила. Батюшка, возлюбленный, сын.
— Тихо все! — это Родомысл очнулся сам и взялся приводить в чувство других. На то он и главный, большак. — Что здесь случилось? Везнич, кто служил сегодня?
Старик, перестав бить в бубен, прищурился и указал куда-то в сторону собравшихся людей. Из толпы выступил, но скорее, был ею вытолкнут, Сварн. Десятки пар глаз вперились в одинокую фигуру так, словно насквозь её проткнуть намеревались. Сгорбившись от тяжести этих взглядов, под грузом осуждения, вины, юноша как будто разом постарел на два десятка лет.
— Что. Здесь. Случилось? — с нажимом произнося каждое слово, повторил Родомысл. Кустистые брови его сдвинулись, а сам он навис над парнем, как скала.
Сварн молчал, угрюмо уставившись в одну точку. Агнии стало жаль его — таким загнанным он сейчас выглядел. Нет, конечно же, он ни в чём не виноват, пусть только объяснит это всем.
— Ты лучше скажи, почему тебя не было на месте? — вставил своё слово Везнич. Старший над служителями, он даже спать мог рядом с огнём, оттого и холод почувствовал первым.
Сварн не ответил снова. Только взбаламученные ночным переполохом светлячки летали вокруг, оставшись единственным источником света в веси.
— Где. Ты. Был? — словно не вопрос задавал Родомысл, а нажимал, всем своим недюжинным весом. От одного только его тона, даже не видя глаз, Агнии захотелось съёжиться, спрятаться или убежать. Виновник же оставался на месте, недвижим, молчалив.
— У меня он был… — вдруг раздался тихий женский голос.
Сварн вскинулся, но сказать ничего не успел. Толпа ахнула и обернулась. В наспех накинутой на обнажённое тело кухлянке, растерянная и растрёпанная, со слезами в больших изумрудных глазах, перед всеми предстала Зоряна.
— Тааак… — протянул Родомысл, с ног до головы оглядев Зоряну и снова повернувшись к Сварну, — оставил род без огня из-за девки? Свадьбы дождаться невмоготу было?
— Меня казни, Родомысл, — повинился Везнич, — не дорос ещё до служения богу Сварн. Недоглядел я. Понадеялся, доверил.
— Тааак… — снова протянул Родомысл, и сразу, без малейшей заминки, осудил. — Сварн изгой отныне. Симаргла нет у него, так и роду здесь убытка не будет. Зоряна сговорённой невестой останется. Раз не девка, то и других женихов не видать ей. Везнич, с тебя иной спрос, позже решу.
Зоряна заревела навзрыд, то ли себя жалея, то ли жениха. Который и не жених больше, и не муж, и не человек даже. Так, пустое место. Он стоял всё там же, где настигло его изгнание, только люди теперь глаза отводили, кто стыдливо, кто с жалостью, кто со злостью — поделом, губителю. И не оплакать его, как мёртвого, и не поговорить, как с живым. Одна Агния взгляда оторвать не могла, так и смотрела сквозь пелену мокрых глаз, боясь, что кто-нибудь заметит. Зря боялась — плакали многие. Только другие — о том, как жить без огня, а она — о том, как без Сварна.
— Теперь так, — продолжал Родомысл, — всем оставить свои залы. Селимся сюда, в один общий. Тёплые одежды, шерсть, шкуры приносим с собой. Жить будем все вместе, спать по двое на одной постели. Закупориваем щели, завешиваем проходы, закрываем стены, застилаем пол. Всех коз сюда же, без выгула посидят, тепла сберегут. И симарглов своих приводите, детей к щенятам подложим, так и не замёрзнут, и под присмотром будут. Склады, схроны, все запасы зерна, мха, лишайника, солонины — в общий котёл. Везнич, — обратился Родомысл к старику, — на тебе подсчёт и распределение снеди,
