взглядом.
— Привет! Как дела в школе? — последовал уже почти автоматический вопрос от родителей.
— Нормально, — также на автомате ответил я, — Я должен вам кое-кого показать…
Родители моментально переменились в лице. Выражение с беззаботного сменилось на напряжённое.
— И? — спросила мама.
Я жестом пригласил их в свою комнату, где на стуле удобно расположился фельдмаршал.
— Вот, смотрите. Только не нервничайте сильно!
В комнату сначала осторожно заглянул отец, за ним, с ещё большей осторожностью, прячась за его широкой спиной, мама.
— И кого же ты хотел нам представить? — последовал вопрос от мамы.
— Как?! Вы разве не видите?! Здесь же сидит Суворов! Папа, ты мне сам про него говорил! Вы правда его не видите?! — изумлённо почти кричал я, ибо не заметить Александра Васильевича было попросту невозможно.
— Сынок, здесь никого нету. Наверное ты просто немного устал, — сказал отец уже спокойным голосом безо всякого напряжения.
После этих слов, он с мамой ушёл на кухню.
Я был обескуражен. Нет, потрясён. Нет, шокирован. Или всё сразу. Я был готов к чему угодно, но такой ход событий я даже не рассматривал как возможный. Даже не знаю, что было удивительнее: что мои родители такую мою выходку восприняли спокойно и не вызвали «Скорую», или что они реально не видят Суворова
Фельдмаршал же похоже ничуть не смутился, будто он знал, что всё так и будет.
— Смотрю, вы очень удивлены, мой юный друг? — вырвал он меня из лап размышления.
— Но как? Почему я вижу вас, а они нет?
— Видишь ли, — перешёл на "ты" фельдмаршал, — родители твои есть люди умные и благородные, чего, к сожалению, нельзя сказать про тебя. Посему только ты можешь иметь возможность видеть меня. А я, в свою очередь, не могу взаимодействовать с ними. Вот и всё.
Теперь всё встало на свои места. Всё стало понятно мне теперь от и до, насколько это возможно. Конечно, оставались вопросы из разряда откуда, почему и тому подобные, однако я решил с ними повременить.
— Гриша, через 10 минут будем кушать! — послышался с кухни мамин голос.
— А теперь некоторые важные детали, — говорил фельдмаршал, будто бы не замечаю маминых слов, — Во-первых, можешь называть меня граф Суворов, Александр Васильевич, просто граф. Но учти: только на "вы"! Мы друзья, но, — поднял он вверх свой указательный палец, — уважение превыше всего! Во-вторых, ты должен исправляться. Стремиться к этому, как к своей путеводной звезде. А я помогу. Но если сам не захочешь — никто уж не поможет.
— Хорошо, — выдавил из себя я.
И мы ударили по рукам.
ГЛАВА 4
Остаток дня, на моё счастье, прошёл без потрясений. Как я сумел выяснить, Александра Васильевича совсем не нужно кормить, так как, по его словам, "Мне это без надобности". Ну и хорошо. А то вряд ли я смог бы объяснить маме, зачем мне нужно две порции любой пищи, которую она даёт мне.
При этом опять поймал себя на мысли, что человек — удивительное создание. Посудите сами: за несколько часов я привык к незнакомому и невесть откуда взявшемуся человеку! И теперь думаю не об его происхождении или о том что делать, а о таких бытовых мелочах, как еда!
Итак, утро следующего дня началось для меня хуже некуда. Я смотрел увлекательный сон: меня вызвали в сборную России по футболу, я вышел на финал чемпионата мира! Я уже был готов забивать победный мяч… Но вдруг я проснулся и заорал! Изо всей мочи, на весь дом. А рядом с моей кроватью стоял довольный Суворов с тазом. Он вылил на меня целый таз ледяной воды! Целый огромный таз! Ну это ещё додуматься надо! Возмущению моему не было предела, однако я удержался от нецензурных выражений.
— Вы что?! С ума сошли?! — накинулся я на него.
— С добрым утром, барин! — сказал он с явным сарказмом, — негоже так долго потчевать!
Я бросил свой взгляд на часы. Нет, ну он издевается! Ещё только 5.30! Нет, я понимаю, что белые ночи и всё такое! Но будильник должен прозвонить только через полтора часа! Целых полтора часа здорового крепкого сна — это самое дорогое на свете. И это сокровище у меня теперь безжалостно забрали.
— Где долго?! — не унимался я, дрожа ещё после "умывания".
— Ей-богу, как Прошка! Пóлно болтать! На разминку пора!
— Куда?!
— Чего орешь, как ворон! Батюшку с матушкой разбудишь! Одевайся лучше.
Я встал с кровати, а Александр уже суетился, собирая мою одежду.
— Ишь ты, расшвырял как! А порты́ где?
— Здесь, — уже смирившись ответил я и снова усмехнулся. Вот парадокс — люди из разных эпох с разницей в более чем двести лет понимают друг друга.
Я вяло направился к выходу.
— Куда поплёлся? А кто перины застилать будет?
Выполнив данное мне указание, я вслед за Суворовым из дома. Двор был абсолютно пустой. Создавалось ощущение, что даже природа ещё не проснулась, хотя солнце медленно поднималось. Холодрыга страшная, даже привычных дворовых голубей нет. Зато проснулся я. И как последний дурак, стою в пустом дворе в спортивном костюме и повторяю упражнения за полоумным стариком. Я более чем уверен, что именно так всё и выглядело со стороны.
Упражнения тоже были необычные. Сначала мы бегали, как ошпаренные по всему двору. Граф, несмотря на свои преклонные лета, бегал ничуть не хуже меня! Потом прыгали через каждую скамейку, как через "козла". И вытворяли прочие странные вещи.
Я обернулся на звук открывающейся двери нашего подъезда. О нет, только не это. Баба Нюра. Сама по себе она очень славная и добрая. Но она, кажется, забыла, что мне уже 17.
— Ой, Гришенька!
Всё, началось.
— Какой умница! Так рано встал и уже зарядку делаешь!
Я скорчил кое-какую улыбку и сделал вид, что несказанно рад видеть её:
— Баба Нюра! Здравствуйте!
— Григорий! — окликнул меня Суворов, — не смей отвлекаться! Ну я тебя! — крикнул он и показал мне кулак.
Я продолжил выполнять всевозможные упражнения за Александром.
— Ну занимайся, занимайся, — сказала баба Нюра и ушла в направлении ближайшего магазина. В шесть утра. Правильно. Ну а чем еще заниматься в такую рань?! Как говорится, становите планету, я сойду.
В этот раз легко отделался.
Отзанимавшись ещё некоторое время, мы наконец-то вернулись домой. Мышцы ныли чрезвычайно сильно, отчего просто передвигаться мне было непросто и вместо обычных двух минут путь домой занял все десять. Часы показывали около семи. Я плюхнулся на диван.
— Ну и что ты расселся? А завтрак кто делать будет? — бросил на меня осуждающий
