По другому преданию, таинственные предзнаменования об избранничестве Юстина имели место еще во время Исаврийской войны. Однажды якобы Юстин совершил некий проступок, за что его отдали под стражу и приговорили к смертной казни. Но грозное видение, повторяющееся три раза подряд, предсказало Иоанну Горбатому высокую судьбу, которая ожидает Юстина и его родственников, и тот не стал противиться Божьей воле[5].
Конечно, Юстину пришлось бы очень нелегко, управляя Римским государством, если бы рядом с ним и изначально не присутствовал еще один человек, который станет своеобразным символом Византии – св. Юстиниан I Великий. Родившись в 483 г. в том же селении, что и его дядя, он рано был отозван бездетным Юстином в столицу и получил прекрасное образование, в том числе богословское и юридическое. Несомненно, практически все шаги нового императора либо инициировались св. Юстинианом, или санкционировались им, что, собственно, одно и то же. И резкая перемена в отношении к церковному расколу со стороны верховной власти была связана вовсе не с тем желанным, но, увы, недостижимым фактом, что весь Восток вдруг в какой-то момент признал IV Вселенский Собор, «переварив» ереси. А тем, что стоявший за спиной Юстина молодой св. Юстиниан уже вполне сформировал свои принципы имперской политики на ближайшие десятилетия, которых мы коснемся ниже.
Глава 2. Восстановление общения с Римом и прекращение церковного раскола
Уже с первых своих шагов Юстин показал, что является приверженцем Халкидона и потому сразу вернул из ссылки нескольких человек из числа своих единоверцев, попавших в немилость при Анастасии. Он также солидаризовался с наиболее видными представителями царской семьи покойного государя, которые желали немедленного возобновления общения с Римским епископом. Зримое прекращение его общения с кафедрой, авторитет которой был огромен, наглядно демонстрировало раскол Кафолической Церкви, что православное сознание тех веков воспринимало крайне болезненно.
Как оказалось, подавляющая часть населения Константинополя разделяет эти взгляды. И не успел еще император отдать необходимые распоряжения, как уже 15 июля 518 г. огромная толпа жителей заполнила собой храм Св. Софии и потребовала от столичного патриарха Иоанна (518—520) анафематствовать евтихиан и манихеев, к которым халкидониты относили всех сочувствующих Несторию, а попутно Антиохийского архиерея Севира (512—518).
От Иоанна потребовали также публично признать Халкидонский Собор как IV Вселенский, восстановить в диптихах имена Македония, Евфимия, папы св. Льва Великого (440—461) и назначить на следующий день Собор для восстановления церковного единства. «Многая лета патриарху, многая лета государю, многая лето августе! – неслось из толпы. – Вон Севира! Ты вполне православен! Провозгласи анафему на севериан, провозгласи Собор Халкидонский! Чего тебе бояться? Юстин царствует».
Требования возникли не на пустом месте, и хотя при вступлении в патриаршество Иоанн отрекся от Халкидона, сейчас он дал публичную клятву, что выполнит все пожелания присутствующих. На следующий день, 16 июля 518 г., ситуация повторилась в еще более жесткой редакции – горожане кричали: «Вон манихеев, анафема Севиру! Послать общительную грамоту в Рим! Учредить празднество в честь Евфимия и Македония! Внеси в диптихи четыре Собора!»[6] Это было настолько всеобщим мнением – имеется в виду восстановление единства Церкви и общения с Римом, что патриарх распорядился помянуть во время Литургии имена прежних вселенских архиереев и Римского папы.
Собор, на котором присутствовало более 40 епископов, открылся 20 июля и первым делом рассмотрел ходатайство монахов из тех обителей, которые в течение долгих лет отстаивали честь Халкидона. Их требования сводились к тому, чтобы Собор: 1) внес в диптихи имена патриархов Евтихия, Македония и папы св. Льва Великого наравне с именем св. Кирилла Александрийского, 2) восстановил права всех ранее осужденных лиц по делам патриархов, 3) восстановил почитание всех четырех Вселенских Соборов, 4) анафематствовал и низложил патриарха Антиохии Севира.
Заметим, что, за исключением восстановления чести патриархов Македония и Евтихия, все остальные пункты дословно повторяли инструкции папы Гормизда (514—523) своим легатам в переговорах с императором Анастасием. Константинопольский собор беспрекословно принял все требования монахов, а патриарх Иоанн с согласия Юстина утвердил его решения. Последовавший затем царский указ ко всем восточным церквам требовал принять соборные акты[7].
Откровенно говоря, отношение в восточных патриархатах к этому Собору было различным. В Палестине его приняли с большим сочувствием, и сам св. Савва взялся отправить копии соборных актов в некоторые епархии. Но в Антиохии, где авторитет Севира был беспрекословен, и в Александрии его отвергли. Сам Севир до осени 519 г. сохранял за собой патриарший пост, нимало не беспокоясь о собственной судьбе, и убежал в Египет лишь тогда, когда комит Востока Ириней прибыл в Антиохию, чтобы его арестовать.
На Востоке начался настоящий ренессанс Православия. Все, кто еще вчера был гоним, вышли из убежищ и получили прощение, а их гонители были сосланы или казнены. Приговоренный к смерти за попытку государственного переворота Виталиан был возвращен из Скифии, и в храме Св. Софии он, император и св. Юстиниан дали друг другу клятвы в верности и дружбе. Его наградили титулом консула на 520 г. и саном магистра армии, он остался при дворе, принимал деятельное участие в делах государства и требовал суровых кар к монофизитам, предлагая не только лишить сана Севира, но и отрезать тому язык[8].
Царское и патриаршее послания одновременно были отправлены с комитом Гратом в Рим к папе Гормизде, дабы сообщить о восстановлении имени понтифика в диптихах и о прекращении раскола. Первоиерарх Востока и император просили понтифика прислать своих легатов в Константинополь, чтобы те скрепили единство Церквей. Конечно, папа с радостью воспринял эту весть, посчитав, что при таких удачных обстоятельствах нужно добиваться полной победы. Но провинциализм и политическая слепота Рима привели к тому, что папа решил, будто весь Восток подпишет его послание, что называется «с закрытыми глазами». Увы, он глубоко заблуждался на этот счет.
Для проформы и в целях соблюдения собственного достоинства апостолик созвал в Риме свой Собор и после краткого обсуждения направил к Юстину пять послов – епископов Германа и Иоанна, пресвитера Блада, диаконов Диоскора (наиболее доверенного своего человека) и Феликса. С ними папа передал послание («Libellus»), в котором обязывал всех восточных архиереев подписаться под следующими словами: «Следуя во всем Апостольскому престолу и исповедуя все его постановления, я надеюсь заслужить пребывание в том же общении с тобой, которое исповедуется Апостольским престолом, ибо в нем пребывает всецелая и истинная сила христианской религии. Обещаю не поминать в богослужении имен тех, кто был отделен от общения с Кафолической Церковью, и кто, следовательно, не согласен с Апостольским престолом»[9].
