Вполне возможно, что по возвращению в Рим Гая Октавия ждало успешное продолжение политической карьеры в сенате и, может быть, избрание консулом, но жизнь его внезапно оборвалась по дороге на родину. Так в четыре года маленький Гай Октавий Фурин остался без отца.
Мать Гая, Атия, происхождение имела достойной знатности. Её мать, Юлия, была родной сестрой Гая Юлия Цезаря, а отец, Марк Атий Бальб, приходился двоюродным братом славного полководца Гнея Помпея Великого. Замуж за Октавия она вышла в 70 г. до н. э. Сразу заметим: этот брак стал главной жизненной удачей Гая Октавия Фурина за семь лет до его рождения! Не будь его – никогда мир не знал бы великого Цезаря Августа, создателя Римской империи!
У Гая были две сестры: старшая сводная Октавия Старшая (дочь его отца и его первой жены Анхарии), а также ещё одна старшая родная сестра, которая родилась на шесть лет раньше брата, Октавия Младшая.
Теперь обратимся ко времени, когда появился на свет будущий Август, владыка Римской империи. А оно было насыщено знаменательными событиями в Римской истории.
Итак, 691 год от основания Рима (Ab urbe condita) или же 63 г. до н. э. Для римлян он также год консульства Марка Туллия Цицерона и Гая Антония. На первом месте, впрочем, было, конечно же, имя величайшего оратора, мыслителя, политика Цицерона. Для него этот год оказался вершиной его политических успехов, его славы как государственного деятеля. Не случайно историк Веллей Патеркул свою пространную характеристику столь значимого для Рима года начинает как раз с упоминания имени Цицерона: «Консульству Цицерона придало немалый блеск рождение в том году (девяносто два года назад) божественного Августа, которому предстояло затмить своим величием всех мужей всех народов. Может показаться излишним указывать время жизни выдающихся талантов. Кому, в самом деле, неизвестно, что в это время расцвели разделённые несколькими годами Цицерон и Гортензий, а до них Красс, Котта, Сульпиций, а вскоре после этого Брут, Калидий, Целий, Кальв и Цезарь, наиболее близкий к Цицерону, а также те, которые были как бы их учениками, Корвин и Азиний Поллион, подражатель Фукидида Саллюстий, авторы поэтических произведений Варрон и Луккреций, а также Катулл, не менее великий в своём поэтическом творчестве. Едва ли не глупо было бы перечислять гениев, которых мы еще помним, среди них выдающегося в нашем веке принцепса поэтов Вергилия, Рабирия, последователя Саллюстия Ливия, Тибулла и Назона, ведь насколько велико восхищение, настолько затруднительна оценка»[8].
Патеркул перечисляет блистательную плеяду великих римлян во всех сферах культуры. Здесь и великие ораторы – Цицерон, Гортензий, Цезарь (в то время еще не великий полководец и политик). Много менее нам известные, но высоко ценимые современниками ораторы и политики: Калидий, Целий Руф, Кальв, Корвин. Далее идут знаменитые историки Саллюстий, Азиний Поллион, Тит Ливий, поэт и философ Гай Рабирий, учёный и поэт Марк Теренций Варрон, великие поэты Тит Луккреций Кар, Катулл, Вергилий, Тибул, Овидий Назон… Надо помнить, что именно в эти годы римляне осознают, что их культура более не ученическая по отношению к эллинской, но стоит с нею наравне. Считалось, что Цицерон был первым, кто обеспечил это равенство, а в чём-то и превосходство. Да, Вергилий по привычке в своей «Энеиде» всё ещё напишет, что римлянам досталось лишь превосходство в войне и политике, а греки превосходят их интеллектуально, но в действительности в эту эпоху всё уже было иначе[9]. Правление Августа войдет в историю как «Золотой век римской литературы». Но, можно сказать, уже в год его рождения основы этого были блистательно заложены.
Более чем замечателен был этот год и для величия и славы Рима. Он стал последним годом жизни злейшего врага Рима царя Понта Митридата VI Евпатора. Второй после Ганнибала неукротимый противник римлян, ведший с ними три войны, обрёл свою кончину в далёком Пантикапее у Боспора Киммерийского. Разгромленный Луцием Лицинием Луккуллом, добитый на полях сражений Помпеем Великим понтийский владыка обрёл убежище в Боспорском царстве. Удивительно, но и здесь в совершенно безнадёжном положении он пытался строить грандиозные планы продолжения войны с ненавистным Римом.
«Неудачи не смирили Митридата, считаясь скорее со своими желаниями, нежели с возможностями, он задумал (дело в том, что Помпей находился в то время в Сирии) пройти через скифские владения до берегов Истра, а оттуда вторгнуться в Италию. Строить грандиозные планы было свойственно Митридату» – так писал о его последних воинственных замыслах Дион Кассий[10].
Окружение царя, его боспорские подданные и, главное, его сын Фарнак, правивший на Боспоре, отважных планов старого царя не оценили, Фарнак сам возглавил заговор против отца, и судьба всеми покинутого недавно ещё грозного воителя была решена. «Митридат пытался покончить с собой. Он прежде всего отравил своих жён и детей – тех, кто ещё был при нём, а остаток яда выпил сам, но ни яд, ни меч не помогли, и ему не удалось самому уйти из жизни, ибо царь укрепил свой организм, принимая из предосторожности большие дозы противоядия. И удар меча оказался недостаточно сильным – рука Митридата была ослаблена и возрастом, и горестями, которые выпали ему на долю. Да и отравление всё же сказалось»[11]. Добили старика мечами и копьями те же воины, которых он послал убить изменника-сына. Тело его не сразу нашло успокоение. «Набальзамированное тело Митридата Фарнак послал Помпею как свидетельство своего подвига. Он подчинил себя и свои владения римлянам. Помпей не выдал труп Митридата на посрамление, но приказал похоронить его в отеческих курганах: он считал, что вражда угасает вместе с жизнью и не гневался потому на мертвого. Боспорское царство он пожаловал Фарнаку за его кровавое злодеяние, причислил его самого к друзьям и союзникам римского народа»[12].
Так Гней Помпей Великий раздвинул пределы Римской республики не только до берегов Понта Эвксинского, но и до Меотиды (Азовского моря) и нижнего течения Танаиса (Дона). Его же стараниями 64 г. до н. э., 690-й от основания Рима, стал последним годом существования некогда крупнейшего эллинистического государства – державы Селевкидов или же Сирийского Царства. Оно просуществовало почти два с половиной столетия (312–64 г. до н. э.) и при своём основателе Селевке Никаторе (Победителе) включало в себя большую часть державы Александра Македонского. Эта держава простиралась от гор Тавра в Малой Азии до вершин Памира и Гиндукуша в Центральной Азии, от берегов Средиземного моря до берегов реки Яксарт (Сыр-Дарья). Изначальной столицей её был Вавилон, последняя резиденция Александра Великого, где он и скончался. Но постепенно держава ослабела, на востоке в середине III века до н. э. от неё отделились Греко-Бактрийское царство в Центральной Азии и Парфия на землях современной Туркмении и иранского Хорасана. Затем царство Селевкидов потерпело в 190–188 гг. до н. э. жестокое поражение от Рима, после чего начались его очевидное ослабление и потери всё новых и новых земель. Парфянский царь Митридат I (170–136 гг. до н. э.) отнял у Селевкидов Иран и Месопотамию после восстания Маккавеев (167–160 гг. до н. э.). Иудея добилась независимости. В начале I века до н. э. от некогда могучей эллинистической державы остались только территории собственно Сирии и Финикии и те в 83 г. до н. э. были завоёваны армянским царем Тиграном II Великим. В 69 г. до н. э., правда, победоносный Лукулл восстановил Сирийское царство Селевкидов, но, спустя пять лет, Помпей Великий обратил его окончательно в очередную им приобретённую римскую провинцию. В 63 г. до н. э., о главных событиях которого мы и ведем речь, Помпей двинулся на юг, мечтая достигнуть берегов Красного моря. Как пишет Плутарх о Помпее: «Теперь им овладело бурное стремление захватить Сирию и проникнуть через Аравию к Красному морю, чтобы победоносно достигнуть Океана, окружающего со всех сторон обитаемый мир. Ведь и в Африке он первый дошёл с победой до внешнего моря и в Иберии сделал Атлантический океан границей Римской державы, а незадолго до этого, преследуюя альбанов, едва не дошёл до Гирканского (Каспийского – И.К.) моря. Итак, Помпей решил снова выступить с войском, чтобы замкнуть Красным морем круг своих походов»[13].
