красное солнце уже зацепилось за зубья высокой стены Камышового хребта. Через час-другой, прямо под нами, в глубоком распадке Сорок второго ручья, наступят сумерки.
– А! Ничего! – устало улыбаемся мы, спокойно глядя на стоящий на одном уровне с нами, малиновый диск, уже не слепящего глаза, закатного солнца.
– Дальше – и так дойдём! По темноте…
– Ну! Тут – мы и так всё знаем!
– Ага! Тут, мы – у себя дома…
Через год наш посёлок закрыли. Такова участь поселков лесозаготовителей…
Дома стоят. Длинные ряды улиц… Людей нет! Ни-ко-го… Но уже столько раз, практически каждый год, я прихожу к нам, в Еловое. Наш дом – здесь. Он всегда будет здесь… Сейчас осень. Стоит пасмурный день. Дичь и глушь кругом. Я сижу на синем от ягоды обширном склоне нашей ягодной сопки «Первый распадок» и обозреваю окрестности. Вокруг стоит первозданная ти-ши-на… До звона в ушах.
– Хм! – хмыкаю я под нос, – На сорок километров вокруг – людей нет!
– Нет, не так! – поправляю я, сам себя – До людей, вниз по речке – сорок пять километров, по прямой. А на север, юг и запад – вообще неизвестно… Сколько, я, здесь? Первый день – дошёл из Макарова до Тихони. Второй день – дошёл до посёлка. Сегодня – третий день… Домой, клоповки нарвать надо. Ещё – сходить нужно по речке вверх, на Сирабуку, до Девяносто седьмого. Потом – на Флору ещё, заглянуть… Я – у себя дома.
В этом году – мы шагаем в наш посёлок вдвоём, с моим младшим братом. На ручье Тихоня стоит дощатый балок. Это наша ночёвка, половина пути. Утро нас встречает росистое и солнечное. Уже июль и ручей забит нерестящейся горбушей. Дети леса, мы выдёргиваем из ручья самку горбуши и прямо на галечной косе ручья, на зелёном лопухе белокопытника засаливаем икру. Пять минут! Мы «заправляемся» икрой с хлебом и уже через пару минут шагаем по дороге, под рюкзаками, дальше.
– Саш! – хмыкает Игорь, – Нам и костёр не нужен! Чтобы поесть…
Посёлок Соболиное, чуть севернее средней части Сахалина. Мне – уже восемнадцать. Мы работаем на отводах леса. Всё лето, под руководством лесника Петровича, мы с Юрой, двое практикантов лесного техникума, с ватагой местных мальчишек-девятиклассников, живём в большой избе, стоящей на террасе в месте впадения речушки Приторной в речку «Нерпичья», в пяти километрах дальше табора лесорубов. Это – конец лесовозной трассы. Тупик. Дальше нас – вообще никого нет. Дичь и глушь. Зелёное море тайги…
Каждый вечер, большим кругом подростков, мы сидим на поляне у своей избы, вокруг костра. Темнота вокруг и лес. В непроглядной черноте, в двух метрах под нами, то и дело вспыхивает водой, наша Приторная.
– Шлёп-шлёп-шлёп-шлёп! Шлёп-шлёп-шлёп-шлёп!..
Каждый раз, я только скашиваю, на эти звуки, глаза. Я знаю – это горбуша. Там, в речушке, в кромешной темноте, дерутся горбыли, гоняются друг за другом по мелководью. Нам, детям леса, привычны эти ночные звуки. Сейчас, горбушей забит и наш ручей и сама Нерпичья.
– Шлёп-шлёп-шлёп! Шлёп-шлёп-шлёп-шлёп!..
– Хм! – про себя, хмыкаю я, – А так – будто стая медведей носится по речке! Не отличить…
Лето проходит. Отросли до плеч, мои волосы. Загорел – до бронзовости, как индеец. Петрович привёз на грузовике женщину, из бухгалтерии лесхоза. У нас – проверка.
– Петрович! Маугли! Там! По речке пробежал! – я слышу позади изумлённый голос этой кореяночки.
Это не Маугли, это – я. Промчался босиком по галечной косе Нерпичьей, в одних обтрёпанных снизу брюках, гонясь за проскочившей вниз по речке, рыбой… Всё свободное от лесной работы время, я пропадаю на речке. Я ловлю огромных гольцов. На примитивнейшую удочку! Удилище из срезанного здесь же ивового прута. Одинарный крючок, с икринкой! Нужно суметь высмотреть осторожную рыбину в шлейфе стоящей по всей ширине речки, горбуши. Нужно подкрасться, буквально раздвигая горбушиные тела ногами и тихо-тихо забросив удочку в воду, изощриться подвести крючок с икринкой прямо к гольцовому носу… Поймать такого гольца – это настоящее искусство!
– Больше кетины! – очередной раз удивляюсь я, сам себе, – Таких здоровенных гольцов – никто из местных соболинцев в глаза никогда не видел!..
Курилы. Остров Симушир. Самая середина цепи Курильских островов. Студенческая экспедиция «Магнолия». Мой первый полевой сезон. Геоморфолог Грабков и мы, два студента второго курса института – почвовед Капустьян и я, ботаник. Мне – двадцать два. Мы «тянем» геоботанический профиль через вершину вулкана «пик Прево».
Дикий, запредельный туризм! Помимо всего, в моём неподъёмном рюкзаке – гербарная рамка. Этот, полуметровый по толщине, «кирпич» газетной бумаги занимает половину объёма моего рюкзака…
И восемнадцать килограммовых мешочков почвенных образцов! Знаете, такие стандартные матёрчатые мешочки, для геологических проб?.. Подниматься по склону с таким весом – ещё куда ни шло, а спускаться – вообще проблема. При шаге вниз, одна нога никак не может выдержать эту тяжесть! Шаг! Ещё шаг!.. Мы трудно спускаемся по каменистому ручью, к морю. Я с завистью посматриваю на Капустьяна – у него штыковая лопата, которой он копает свои почвенные шурфы. На каждый шаг вниз – он сначала упирается своей лопатой в ступеньку камней, что ниже. Лопата, ему – как верный костыль! А мне – хоть зубами скрипи…
Вечер. Темнота. Своей тройкой, мы устало сидим вокруг нещадно дымящего костерка. Почти касаясь языков пламени, на двух, перекрёстно вбитых в бамбуковый склон кольях, сушится моя, туго набитая «травой», гербарная рамка. Моя большая проблема – среди этой вечной влажности подсушить, сохранить от плесени драгоценный гербарий…
Последние полдня мы валили вниз по высоченному кедровому стланику, к морю.
– Алексей! С утра нужно будет сделать один шурфик, – раздумывает Грабков, неотрывно глядя в огонь, – Там, где Саша нас поджидал, в кедровом стланике. Помнишь?
– Ну… – односложно отзывается Капустьян.
– Ааа… – киваю я, переворачивая гербарную рамку другой стороной, к жару костра, – У куста тиса…
– Какого тиса?! – изумляется Владимир Константинович.
– Ну… – поднимаю я, на него, глаза, – Там, среди кедрового стланика, мне попался куст тиса. Широкий такой! Выше человека, высотой. Из-за него, я там и тормознулся.
– Саша! – смотрит на меня, Грабков, – На Симушире нет тиса!
– Ну, что я, совсем дурак?! – недоумённо смотрю я, на командира, – Тиса не знаю?!
– Я ознакомился с материалами всех предыдущих экспедиций! – артачится начальник, – Нужно было определить границу геоботанического подрайона… Я специально, по ареалу тиса, смотрел! Он заканчивается далеко южнее, ещё на Урупе! Может, ты уставшим глазом… спутал?
– Я?! – захлёбываюсь я, – Тис спутал?!
– Всё, Саша! Всё… – отыгрывает назад, Грабков, – Ну… Тогда, это – ботаническое открытие!
Капустьян расплывается в улыбке: «Ха! Мы тис нашли!».
– Ураааа! – уже голосит он, – Магнолия, на Симушире, тис нашла!
– Ладно. Решено, – распоряжается Грабков, – С утра – сразу на склон, к тису! Нужно его зафиксировать!
Отбой. Я лежу в нашей тесной палатке, в своём спальнике.
– Тис, –
