благополучному и пышному императорскому посольству, для которого двор Годунова был конечной целью. О самом событии Георг Тектандер сообщает следующее:
Alß auch den 2. Auguſti der Großfürſt ſeinen Geburts Tag celebriret / hat man vns wiederumb durch 200. Perſonen / deren ein jeglicher was von Speiß getragen / vom Schloß mit allerlen Fiſchen / denn es gleich dazumal der Moſcovitter faſt tag geweſen / verehret [Tectander, 1609: 141] — Также и 2 августа, когда Великий Князь праздновал день своего рождения, нам, как и раньше, прислали из дворца 200 человек, которые несли каждый по блюду с разными рыбами, ибо это был постный день у московитов [Станкевич, 1896: 45][2].
Нельзя ли остановиться на этой дате и считать 2 августа днем рождения Бориса?
Как мы уже упоминали, подавляющее большинство исследователей, включая Г. Ф. Миллера, Н. М. Карамзина, С. М. Соловьева и В. О. Ключевского, а также специально занимавшихся биографией царя С. Ф. Платонова, Р. Г. Скрынникова и В. Н. Козлякова, эти показания не учитывают вовсе. С другой стороны, уже в XVIII столетии замечательный ученый Антон Фридрих Бюшинг, не раз бывавший в России и принимавший участие в учреждении Петершуле, выпустил в своем журнале Magazin fur die neue Historie und Geographie, который он издавал в Галле, разбор пятого тома исторического сочинения своего «высокочтимого друга» академика Миллера, посвященный эпохе Бориса Годунова. Бюшинг отмечает, что сам держал в руках тексты, Миллеру недоступные, говорит о надежности Георга Тектандера как информанта и сообщает, что дата рождения Годунова, согласно этому источнику, 2 августа [Busching, 1773: 252; Шемякин, 1867: V].
Замечательно, что разбор Бюшинга был переведен со временем на русский язык, но и это не помогло делу — пресловутое второе число по-прежнему оставалось за пределами внимания отечественной историографии, а если рассуждениям Бюшинга об этой дате и случалось кого-нибудь заинтересовать, то это мог быть, например, отечественный исследователь немецкой публицистики XVIII в., который добросовестно отметил, что дата рождения Бориса Годунова почему-то советским историкам остается неведомой [Белковец, 1988: 238–239]. Но и это замечание осталось без последствий. Искра Шварц в работе 2003 г., разбирая сочинение Тектандера, в сокращенном виде воспроизводит его ремарку о праздновании дня рождения царя, однако никак не обсуждает ее и не сосредотачивает внимание на том, что это свидетельство уникальное и в годуновской просопографии неучитываемое [Schwarcz, 2003: 203]. Таким образом, за несколько столетий масло немецких источников и вода отечественной историографической мысли так и не смешались друг с другом.
Подобное игнорирование естественным образом привело к тому, что не было предпринято ни проверки, ни анализа высказывания Тектандера. Даже те, кто знал соответствующее число — 2 августа, — не задавались вопросом: какой, собственно, хронографический смысл за ним стоит и имеется ли он вообще. Забегая вперед, отметим сразу же, что, на наш взгляд, свидетельство Тектандера, хотя и нуждается в пояснении, но может быть проинтерпретировано вполне определенно и однозначно.
В данном случае обычные проблемы со свидетельствами иностранцев — насколько Тектандердостоверен в своих датировках вообще и насколько адекватно он воспринимает происходящее в чужой стране, в частности — сочетаются с трудностями не вполне привычными, характерными именно для этого периода в жизни Европы. Посольство Рудольфа II к шаху Аббасу, начавшееся в 1602 и завершенное в 1604 г., погружает нас в бурлящий мир конфессионального разнообразия и хронологической неоднозначности. Глава его, Стефан Какаш (ум. 1603) — католик, судя по его письмам, близкий к иезуитам[3]. Один из его помощников, Георг Тектандер, автор интересующего нас сочинения, несомненно, протестант. Первый пишет на латыни, с оказией отправляя письма своему покровителю, при этом возможности составить полноценный дипломатический отчет волею судеб он будет лишен. Второй же ведет записи на немецком и публикует их, уже вернувшись на родину, сперва в краткой, а затем и в пространной редакции. Существенно при этом, что тексты Какаша и Тектандера порождаются независимо друг от друга. Таким образом, когда речь в них идет об одних и тех же событиях, у нас есть возможность проверить Тектандера, и результат этой проверки он выдерживает идеально — практически все даты в его записках (в частности, те, которые относятся к первому пребыванию в Москве, когда глава посольства еще был жив) полностью соответствуют датам у Какаша, правда, не вполне тривиальным образом, о чем нам еще предстоит сказать ниже. Вообще говоря, конкретных дат в записках Тектандера очень много — они составляют предмет его самого пристального внимания, он фиксирует их, как только для этого предоставляется физическая возможность, формируя тем самым естественный каркас для своих записок. В чем же тогда проблема, коль скоро пунктуальность немецкого источника в описании московских событий вроде бы не вызывает сомнений?
Европа, несмотря на то что со времен установлений папы Григория, вводящих пресловутый григорианский календарь, прошло уже два десятилетия, продолжает, как известно, жить по двум календарям, старому и новому. Католические страны, после некоторых колебаний, вроде бы переключились на новый стиль, тогда как большая часть протестантских монархий и княжеств оказались среди тех, кто его не принял. Если речь идет о столь сложном политическом образовании, каковым была Священная Римская империя в начале XVII столетия, то ситуация здесь оказывается особенно неоднозначной — жители сопредельных земель зачастую пользуются разными календарями, а уж если кому-то из них случается переселяться в другую область, то трудности соотнесения юлианской и григорианской системы координат в его официальном и неофициальном узусе существенно возрастают.
Собственно, история этого персидского посольства в известном смысле могла бы служить учебным пособием, демонстрирующим все многообразие этой хронографической картины. Католик Какаш, вопреки ожиданиям, датирует свои письма по старому стилю, тогда как его помощник, протестант Тектандер, пока посол еще жив, пользуется новым стилем (как это было принято, кстати, в его родной Богемии)[4]. Соответственно, один (Какаш) сообщает, что первая аудиенция у Бориса Годунова состоялась 17 ноября 1602 г. [Станкевич, 1896: 47], а другой (Тектандер) — 27 ноября [Tectander, 1609: 32; Станкевич, 1896: 16]. В свою очередь, отъезд из Москвы пришелся, согласно письму Какаша, на 27 ноября [Станкевич, 1896: 54][5], а согласно Тектандеру — на 7 декабря [Tectander, 1609: 56; Станкевич, 1896: 23]. Разница в десять дней аккуратно определяется разницей между старым и новым стилем, и взаимная верификация датировок в известном смысле идеальна. Помимо всего прочего, весьма интересно наблюдать, как два человека, путешествующие вместе, начальник и подчиненный, могу пользоваться разными календарями.
Если бы все пошло по плану и Какаш не скончался бы, не доехав до персидского двора, они бы вместе
